Родитель выскочил из гостиной как ужаленный.
Предатель!
Мне придется за двоих отдуваться.
– Продолжим, – чуть ли не потирая руки, молельщик откинулся на спинку кресла, принимая удобную позу для часовых пыток. – Где твоя чистота Вивьен? Где лик, полный принятия и терпимости?
– Я родилась без этих качеств, главный молельщик.
– Все это есть внутри тебя, ты не даешь своей терпимости открыться. Узри истины в себе и не сопротивляйся.
Впиваясь ногтями в обивку, я сглотнула.
– Как ты смирялась с поездкой в мерзлые земли? Ты приняла это.
– С чего вы взяли? Я до сих пор не могу простить тех, кто хотел, чтобы я околела от холода.
– Научиться принимать и покорятся! – высокопарно заявил Апостолус. – Смирись с судьбой, данной тебе. Вера твоя внутри, в сердце твоя благодетель, которая изрыгнет из тебя скверну и злобу.
О, боги!
– Может, закончим на сегодня? Я все поняла и чувствую, что смирение нашло на меня. Мне нужно переварить новое состояние.
– Ты выскажи сейчас все что желаешь, очисти мысли, прими себя настоящую.
Перед глазами замигал антиквариат. Пестрые пятна стали давить на глаза. Я потерла переносицу, чувствуя себя терпилой.
– Вы озарили меня истиной, главный молельщик. Я словно родилась заново.
Позвольте я уже пойду?
– Я чувствую, у тебя застряло что-то в горле. Выпусти это, не держи.
Грязное словцо, на тему, что я думаю по поводу этого утра?
Молельщик, впадая в экстаз, вскочил, неожиданно напугав меня.
– Свет богов научит тебя терпению. Смирись, смирись!
– Да с чем? – вскочила я, не скрывая бешенства. Он такой же больной, как и Агнесс.
– Простите, я не вовремя!
На мое спасение, в гостиную, полную всяких абсурдных вещей и перекошенного фортепьяно, вошел Адам Редвил. Его лицо, какое-то, до странности, помятое (видно, после ядреного чефира), застыло на нас.
– Нет! – воскликнула я, что дрогнули тарелки в серванте. – У нас тут беседа о вреде греха. Не желаете ли присоединиться? Нам нужны свежие мысли на этот счет.
Адам пронзил меня неприкрытым раздражением, но при этом его рта коснулась ехидная улыбка.
– В другой раз. Уверен, эта беседа нужна вам лично, Вивьен. Вижу, что господин молельщик хорошо на вас влияет. Словно сеет чистые семена в благодатную почву.
Гад!
Моей раскрасневшейся физиономии, коснулась тень нескрываемого недовольства.
И тут произошло невероятное.
Видно, боги решили обратить на меня свое внимание, посчитав что их слуга перебарщивает.
В западной части особняка что-то громыхнуло так сильно, что напугало нас троих до чертиков. Звон битого стекла, смешался с треском стен и падания предметов. Возможно, это была штукатурка или картины деда.
– Это не к добру!
Оставив замерших гостей, я бросилась по лестнице вверх, перепрыгивая через две ступеньки.
Раздался громкий, душераздирающий крик, от которого я похолодела.
Аманда что-то отчебучила?
Но все оказалась иначе. Несопоставимо ни с чем.
Комната Агнесс оказалась открыта нараспашку.
Я зажала рот рукой.
Мои баклажаны, удобренные чудо-средством, превратились в гиганты и один из них, пробив кусок стены и стекло, полностью занял собой комнату Агнесс. Синий, огромный и блестящий.
Тетка, белая как умертвие, прижималась к стене и молилась. Наверно, молиться было нужно мне, но я закусила язык. Благо, никто не знал, что я что-то добавляла.
Гард был прав. Достаточно было пары капель.
Если такая жуть творилась на втором этаже, то на первом находился кабинет деда, а значит, такой роскошный урожай, ожидал нас и там.
