Византийские грешники - страница 4

– Эх, ты! Так посты сообщают, как едет кто-то важный.

– Автократор?

– Кто знает…

Кесарий подбежал к монаху:

– Легко отделались.

– Чудо, не иначе! – ответил Малисфен.

– Да, спасение богом из машины, – привел аналогию на развязки многих эллинских постановок секретарь.

– Что, извините? – монах не расслышал ничего, кроме упоминания Господа.

– Говорю, Бог помог, – Пришлось скрыть исходную мысль.

– Ааа.

Торговец провёл рядом с ними двухколёсную повозку с хлебом, накрытым полупрозрачной тканью.

«Запах прямо божественный!» – Затанцевали ноздри переписчика. – Вы не голодны, Дионисий?

Первые христиане проводили богослужения втайне, опасаясь гнева языческих властей. Их группы скрывались от посторонних глаз, находя пристанища под сводами пещер. Позже, в свободные от гонений времена, в отдалённые места стали уходить отшельники, верившие, что только так можно обрести спасение.

Самым известным монахом-отшельником считался святой Антоний из Александрии, изображаемый с посохом и колокольчиком да в компании дикой свиньи. Если начистоту, по его мнению, любой священник должен был отринуть мирское. Красноречие сделало Антония знаменитым не только в Африке, но и во всей Ойкумене. В своих выступлениях он призывал публику уподобляться Иисусу, что странствовал по пустыне и лишь там преодолел искушение. Однажды святой сгинул в египетских песках. Но идеи его жили.

Пахомий из Фив-на-Ниле, бывший жрец эллинистического культа, основал на ничейном участке первое монашеское общежитие – киновий, в который принимали всех желающих мужского пола. Труд жителей киновия объявлялся безвозмездным, а имущество, кроме личных вещей, – общим. Монахи занимались натуральным хозяйством, обеспечивая свои нужды.

Устав Пахомия взял на вооружение Василий из Кесарии Каппадокийской, а затем и иные настоятели. Постепенно основанные в нескольких римских милях от городских центров, монастыри оказывались в предместьях или внутри ворот и принимали надзор за нищими, калеками и сиротами.

Несколько отшельнических учреждений находились и в окрестностях Константинополя. В отличие от монументальной Студийской обители на берегу Мраморного моря, двухэтажное здание в Пигах выглядело неказисто. Похожее на хлев, с плосковатой крышей из бордовой черепицы, с высеченными в стенах проёмами в форме круглых крестов, оно не вызывало трепета или восхищения и неизбежно терялось среди буйной зелени. Из щелей в кладке то и дело выглядывали травинки. Пускай с опушки, где оно стояло, до города рукой подать, но крепостные стены закрывали от обзора кроны впечатляющих размеров. Вокруг шелестела, не выдавая себя, живность. То ли белка постоянно шмыгала с ветки на ветку, то ли птичья мелкотня судорожно пряталась от двуногих гигантов.

На коновязи у просеки отдыхали десятки лошадей: вход в Пигийский монастырь буквально облепили члены свиты из столицы. Во дворике рядом, на площадке, устланной принесенными невесть откуда продолговатыми камнями, несла караул дюжина из личной гвардии императора. Все гвардейцы хорошо сложены, плечисты, высоки. Но среди них по всем параметрам выделялся один. Звали его Маркел. Ростом он был где-то между простой оргийей и царской саженью, то есть намного выше среднерослого мужчины из любого народа империи. Шрам на его щеке напоминал высохшее русло реки, а массивные надбровные дуги походили на опоры моста.