Визави. Повести и рассказы - страница 4
По счастью, Яше не пришлось хвастать своими мужскими подвигами – ни в школьном туалете, ни на спортплощадке, ни в подъезде – нигде. Дистанция, проложенная между ним и одноклассниками, не позволяла им приставать с вопросами, а ему позволяла – не слушать их пошлого хвастовства, уснащенного такими грязными подробностями, какие и выдумать – сложно. Среди своих Яшка считался отшельником, философом, «крутым мэном» – поговаривали, что он балуется литературкой, стишки пописывает, на гитарке бренчит, картиночки рисует – и все ждали, когда он все это предъявит, вот так, в одну минуту – как козырную карту из рукава. «Золотые» девушки не особо к Яше льнули – ну, под Леннона косит, и что? Пол-Москвы таких. А в «Синей птице» – так и все. Пока Яшины джинсы были в моде, вокруг такое количество народа толклось – не продохнуть, вот, тогда и случились все его первые опыты. Самая первая попытка сорвалась – виной всему была огромная двуспальная кровать родителей самой крутой в их тусовке девочки по кличке Кобра. Кобра и впрямь была похожа на змею, с маленькой, гладко причесанной головкой и странным прикусом – верхняя губа как бы налезала на нижнюю. Родители Кобры были из Аппарата ЦК КПСС, Кобра объездила все страны, где только были компартии, а они были – везде. Кобра просто взяла Яшу за руку – и увела. В спальню. Там Яша долго пытался вызвать к жизни виденное в мужских журналах, но почему-то оживали лишь призраки – грузный Кобрин папаша с черными усами и бульдожьими щеками и сухая, как борзая, мать – известная коллекционерша царской ювелирки. Тут уж было не до опыта, Яша потел, вздрагивал, взбивал плотными пятками дорогие шелковые простыни, а Кобра лежала, курила, пускала сиреневый дым в расчерченный уличными огнями на клетки потолок, и думала о том, что те латинос, которые были у неё на Кубе – и есть настоящие мужики, не в пример этому веснушчатому бледнолицему Яше. Вторая попытка была успешной, и, в сущности, и стала первой. Умная, немногословная, некрасивая филологиня с романо-германского сделала все быстро, легко, и, не дав Яше возможности удивиться собственным достоинствам, похлопала его по плоскому еще животу и сказала, – нормальный мальчик, толк будет, – и исчезла. Дальше все пошло совсем уж легко, как все то, чего не хочешь. Яша, опираясь на мировой литературный опыт, предпочитал женщин постарше, но не сильно, замужних, не склонных ни к романтике, ни к расчету. С ними было просто, безопасно – и без ненужных чувств. А тут, на Киевской, на стылом перроне метро, он стоял и держал за левую руку чужую девушку, опустившую, наконец-то правую руку с книжкой, и думал – куда же мне теперь? Или нам? Яша влюбился.
Как бы ни надевали на себя маски равнодушия эти мальчики – влюблялись все, и, большей частью, трагически. А какой еще она может быть, первая любовь? Все эти фразочки -«Та-ка-а-а-я герла у Стаса, офигеть!», «Старики, я вчера такую герлу снял на Плешке», «Мы вчера с моей так зажгли, просто fuck your mother…» – все они заканчивались ожидаемо – «Она трубку не берет», «Я вчера ее видел с Русланом», «Её мать запретила со мной встречаться» – и так далее. Пили, не умея пить, водку, курили до рвоты, даже вены резали – все было. Приближалась пора выпускных экзаменов, вступительных экзаменов, и, в случае неудачи – самая главная советская страшилка – армия. От нее, армии, можно было откосить, но это требовало дополнительных усилий и мастерства. И вот, когда, казалось бы, надо обо всем забыть и думать о будущем, и приходили они, соблазны. Что Яшу понесло на Молодежную? Сидел бы дома, переписывал бы Зинкины конспекты, но – нет. И вот Яша держит за руку эту девушку, и слышит только грохот вагонов метро, и понимает, что нужно хотя бы имя спросить, и понимает, что имя ему неважно, ему вообще ничего не важно – ему бы только стоять вот так, и держать эту маленькую горячую ладошку и смотреть, как разлетаются от сквозняка её волосы, как она закусывает губу, и пытаться понять, куда она смотрит. Как тебя зовут, – наконец он выдавит из себя, а она ответит просто – Магда. Магда? – Яша удивится так, что отпустит ее руку, – в натуре – Магда? Да, а что? – она потеребила фенечку на запястье, – я привыкла. И это имя войдет в Яшу, поселится, и отныне и до века Магдой будет только она, единственная Яшина любовь. Магда Мигдаль, в джинсах клёш и в голубой майке тай-дай, в босоножках на пробковой платформе и с ноготками, крашеными лаком морковного цвета.