Самолет приземлился в Барнауле, откуда, по идее, нужно было двигаться в Горно-Алтайск. Все, что отстояло от Москвы более, чем на 100 километров, воспринималось Яшей как конец света. Правда, Европа была приятным концом, а Алтай – неведомым. В барнаульском аэропорту Яша, одуревший от многочасового перелета, искал глазами хоть кого-то знакомого, но у всех, снующих в беспокойстве по зданию аэропорта, лица были взволнованные и чужие. На стоянке такси Яшу нашла администратор группы, и, пока они ехали на такси до гостиницы «Советская», отчаянно круглила глаза, и все твердила – ужас, ужас, всё, мы разорены, представляешь? Темницкий пьет, актеры собрались в Москву, а на чем лететь? А денег нет, представляешь? А у нас реквизит и костюмы поездом идут, представляешь? А мы в Горно-Алтайск должны завтра, представляешь? Да что случилось, – Яша заразился ее волнением, – война, что ли? Как? – администратор чуть не уронила сигарету, – ДЕФОЛТ! Все, ни хрена теперь денег нет. Только, у кого валюта была. СКВ. А что, рубли теперь не ходят, – глупо спросил Яша, – а то у меня с собой почти ничего нет, только пара сотен баксов…
В гостинице пьяный Темницкий лежал ничком на кровати, и вид его был ужасен. Девицы из группы пытались его реанимировать, но тщетно. Когда Темницкий приходил в себя, он хватался за сердце и шептал – всё кончено, мы разорены… Приняв на грудь спасительную рюмочку-другую, он начинал плакать, кричать – сволочи, сы-вы-о-ло-чи… и засыпал. На третьи сутки, когда группа уже не понимала, чем платить за гостиницу, что есть и пить, прибыла худенькая девчушка, назвалась Вероникой и сказала, что лошади в Горно-Алтайске заряжены. Куда заряжены, – испугался Темницкий. Куда надо, – весело блеснула глазами Вероника. – Поедемте, мы вас и накормим, и спать положим. Все одно турбаза пустая стоит. Поехали!
До Горно-Алтайска руководство домчали на минивэне, а остальная группа разместилась в «Икарусе». Горно-Алтайск проехали ночью, а на турбазе оказались ранним утром. Стоял август, уже было холодно, но горы, освещенные солнцем, поразили Яшу. Воздух был такой, что хотелось есть его, и внезапно все проблемы растворились, все заботы исчезли, и осталось только это небо, горы и желание жить и любить.
Уч-Энмек проскочили ночью, и саму священную гору Яша увидел только при дневном свете. Яше показалось, что именно сюда, на Алтай он и стремился всю жизнь – Алтай захватил его, поглотил и вознес вверх – в самое небо. Пока он стоял, очарованный и зачарованный, группа просыпалась. На площадке перед гостиницей собирались уставшие, похмельные, озлобленные люди – никто не понимал, как, и на что дальше жить, и только Яше было хорошо. Что вы так нервничаете, – говорил он каждому, кто выходил на крыльцо с кислым видом, – во, ребята! Красота какая! Зачем вам думать о деньгах? Сейчас наша девушка Вероника отвезет нас на турбазу, и мы отправимся в путь! На Теректинский хребет! Яш, ты совсем на голову нездоров, – Темницкий вышел в солнцезащитных очках и бейсболке, – уймись, прошу тебя. Тебе дадут коня и ты будешь изображать Чапая. Он же где-то тут потонул, нет? В реке Урал, – сказал начитанный заслуженный артист Горошко, – но это не так. Его на плотик втащили, но, пока к берегу доставили – умер. От кровопотери. Один хрен, – отмахнулся Темницкий, – на речке же? Я бы их всех, гадов… в одну реку. Эх, не они бы, жили бы мы себе! Да, Жэка, – подлил масла в огонь заслуженный, – а ты бы сейчас в Голливуде… Не исключу, – Темницкий приложил ладонь к затылку, – бляди, что они в коньяк добавляют, а?
