Вкус дикого мёда - страница 44

, ожидая награды, торгует своей праведностью, пытаясь обменять ее на благополучие. Такой человек хуже, чем вор. Я иду путем дхармы только потому, что верю в Веды и хочу доставить удовольствие Всевышнему, а не потому, что жду за нее награду. У меня нет других мотивов. Моя вера в добродетель – высшая награда для меня, ибо она придает мне силы и спокойствие. Тому, кто сомневается в дхарме и словах святых людей, следующих дхарме, закрыт доступ в вечное царство Бога, как низкорожденным закрыт доступ к изучению Вед. Такому человеку не на что опереться в жизни.

Юдхиштхира пристально смотрел на жену. Драупади под его взглядом опустила голову, а он продолжал:

– То, что ты не видишь немедленных результатов дхармы, еще не повод сомневаться в ней. Никто, даже правители этой вселенной – полубоги, не знают, когда праведность или грех принесут плоды. Но подумай сама: если бы добродетель перестала приносить благо, весь этот мир давно уже погрузился бы во тьму. Никто здесь не пытался бы спастись или постичь Истину. Если бы аскеза, целомудрие, изучение священных писаний, правдивость и благотворительность не приносили плодов, люди давно прекратили бы творить добро и опустились бы до уровня животных. Хаос и беззаконие тогда воцарились бы в мире. Ты своими глазами видела, что дала праведность таким мудрецам, как Маркандея, Вьясадева, Нарада и Майтрея. Все эти святые, вкусившие духовное блаженство, превозносят дхарму как высшую обязанность человека.

Имена этих мудрецов ведической древности могут ничего или почти ничего не сказать нам. Но разве мы сами хотя бы раз в жизни не встречались со святыми людьми и не ломали голову над загадкой их нелогичного счастья?

Голос Юдхиштхиры звучал все громче и отчетливее:

– Сомневаться в их словах и поступках – значит сомневаться в истинности священных Вед. А сомневаться в истинности Вед – значит перестать верить в существование Бога. О Драупади, разве благие дела могут быть бесплодными? Разве может порок остаться безнаказанным? Не сетуй на Бога, просто попытайся понять Его волю и склони перед Ним свою голову – только это принесет тебе покой и умиротворение. А без них возможно ли счастье?

Объявив Бога мифом, люди заодно с Ним перевели в ту же категорию все священные писания и все добродетели. Так появились миф справедливости, миф сострадания, миф чести и миф любви. В мире мифической нравственности зло лишь условно отличается от добра, и порок остается безнаказанным, ибо «если Бога нет, то все позволено». И все же люди судорожно держатся за эти мифы, понимая, что, когда они рассеются, жизнь превратится в сущий ад – ад, в котором никто не сможет быть счастливым46*.

Пока царь говорил с женой, на землю опустились сумерки. Ночные цикады завели свою бесконечную песнь, сливавшуюся с потрескиванием костра и криками ночных птиц. Брахманы, собравшиеся на поляне, где происходила беседа, внимательно слушали речи Юдхиштхиры, одобрительно кивая головами. Свет костра ярко освещал его строгое лицо, так что казалось, будто оно само светится внутренним светом, рассеивая опустившуюся на землю тьму. Или так оно и было?

Слезы катились по щекам Драупади. Слова мужа как будто вскрыли внутри нее долго зревший нарыв. Она чувствовала облегчение. Юдхиштхира был, конечно же, прав. Действительно, разве может праведность оказаться бесплодной? Если что-то и делает ее бесплодной, то только наше ожидание награды за нее…