Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти - страница 94

Л. Филатов: «История его выдворения, на самом деле, непроста. И его пребывание за рубежом, и его возвращение имеет демократически бойкое объяснение. Но есть и другая. Не такая красивая версия, о которой мне бы не хотелось говорить».

Незлобивый Филатов постеснялся сказать свое мнение о «некрасивой истории», зато Любимов всегда и везде будет извращать действительную историю: «…когда господин Горбачев пригласил меня обратно в Россию из вынужденной иммиграции…» Не вынужденная, а добровольная, не Горбачев пригласил, а сам Любимов попросился, когда творчески выдохся на Западе!

Снизошли – простили…

А в театре начинается свара. И как всегда в подобных случаях, люди начинают копание в биографиях, выискивают что-то подлое и непорядочное друг в друге. Делаются сенсационные заявления. В результате страдает, прежде всего, сам театр, его престиж, его марка…

Факт биографии Любимова, касающийся его «военной службы» в ансамбле НКВД, для многих являлся фактом постоянной причастности его к органам. По этому поводу пишет театральный критик А. Смелянский: «Каждый вел свою игру и имел свою маску. Ефремов играл в «социально близкого». Эфрос занял позицию «чистого художника», к шалостям которого относились так, как секретарь райкома должен был относиться к причудам Моцарта. Товстоногов выстроил свою дальнобойную стратегию компромиссов, которые позволяли быть на плаву ему и его театру. Любимов занял особую вакансию – дерзкого художника, почти хулигана, который разрешает себе немыслимые вещи, потому как имеет в запасе какие-то «тайные козыри». Расчет был опасный, но верный: в условиях всеобщего бараньего послушания вызывающе себя мог вести только человек, за которым кто-то стоял…»

Многие тогда открыто говорили, что шеф «Таганки» на коротком поводке у КГБ. Эту версию чуть позже озвучит парторг «Таганки» Борис Глаголин, который в приватном разговоре с В. Золотухиным заявит: «…То, что Любимов писал в КГБ, – для меня это абсолютно ясно. Если бы было что-то, меня, по моему положению парторга, вызвали бы и спросили. Меня за 20 лет никто ни разу ни о чем не спросил… Значит, они все знали от него самого, и ему было многое позволено, и все это была игра».

В своей беседе с корреспондентом «Известий» Н. Губенко заявил, что «Таганка» – это было официально разрешенное диссидентство: «“Таганку” 60—70-х абсолютно неверно воспринимать очагом культурного диссидентства и противостояния режиму. Это не могло быть хотя бы потому, что тогдашний главный режиссер театра Юрий Любимов, отслужив восемь лет в качестве конферансье в ансамбле НКВД, имел хорошие и тесные отношения с силовыми структурами, которые как раз и были призваны наблюдать за диссидентством. Эти контакты не афишировались и длились до того момента, пока не стали невыгодными для Любимова, пока у него не возникла необходимость создания основы своего будущего существования за границей».

Через 15 лет Любимов признается в нежелании возвращаться в свой театр. Из интервью «Российской газете» 22 апреля 2004 года: «У меня был и второй отъезд, про который никто не знает, – когда все это безобразие с театром началось и достигло полной силы, я уехал из России. Гавриил Попов, он был тогда мэром, прислал мне письмо: “Юрий Петрович, пейзаж Москвы без вас я считаю неполным, я был бы рад, если бы вы вернулись и мы с вами заключили другие условия вашей работы здесь”. Потом артисты прислали телеграмму, что они могут мне собрать деньги на билет. Я посмеялся: они думали, что у меня нет средств приехать сюда. Как они были оторваны от реальной действительности!».