Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти - страница 95

Однако вернулся…

Д. Боровский: «Вернулся Юрий Петрович другим. Особенно это было заметно в театре, в его поведении с окружающими».

Шесть лет работы за границей очень повлияли на мировоззрение Любимова. В беседах и на репетициях Любимов все чаще и чаще рассуждает о политике, все больше становясь назидательным и сварливым. Он упрекал актеров во всех творческих и смертных грехах, он постоянно ставил им в пример тех, с кем работал в Европе. Актеры, не зная, как было там, сравнивали прошлое и настоящее здесь. Сравнивали прежнего Любимова с нынешним. Само собой возникало сравнение Любимова с только что умершим Эфросом. Все сравнения были не в пользу Любимова…

Л. Филатов: «Когда стараниями Губенко, который был во власти, в страну вернулся Барин (так называли Любимова), все были счастливы и не понимали, что долгое пребывание вне Отечества накладывает на человека определенный отпечаток. До его отъезда все эмоции были замешены на любви и преданности. Но после возвращения Любимова люди отвернулись, заметив в нем сильные перемены».

В те дни В. Золотухин записал в своем дневнике: «Все клянут шефа, говорят с ненавистью. А я вспоминаю Эфроса и думаю, как несправедливо поступила с ним судьба, и с нами тоже. Выслушивать от Любимова всю эту поносную гнусь – да, дело малоприятное…»

Любимов уже побывал в жестких условиях рынка, о которых в бывшей социалистической стране не имели понятия. К его ненависти ко всему советскому прибавилось новое видение взаимоотношений в театральном коллективе. Вернувшись, он попал в ситуацию чужого среди своих. Для него было естественно то, что для коллектива театра было совсем неприемлемо.

Годы, проведенные Любимовым за границей, втянули его в западную, более жесткую и рациональную модель человеческих взаимоотношений, а его ученики, перемогавшиеся и ждавшие чуда его возвращения здесь, на родине, остались прежними актерами, обладателями русского менталитета, где допустимы и пренебрежение к дисциплине, и запой, и нервный срыв. «Постзападный» Любимов застал в стенах своего детища прежнюю ершистую вольницу, а значит и прежние проблемы. Режиссер привык к другому и к другим, актеры чаяли встретить прежнего Шефа. Они не узнали и не признали друг друга. «Таким вас, Юрий Петрович, лично я ненавижу», – бросил прилюдно в лицо мастеру Николай Губенко. Любимов в ответ лишь брезгливо поморщился. Произошло взаимное отторжение…

«Я просто ищу новые формы и новые экономические отношения, – сказал Любимов в одном из интервью. – Меня категорически не устраивает эта советская структура, когда кто-то постоянно что-то должен, непонятно чем и непонятно откуда – обязан, а другой считает себя вправе оценивать.

Я бы вернулся к маленькой группе актеров, к маленькому помещению. На Западе работают более интенсивно, и условия там более жесткие. Там система полной ответственности. Это здесь привычка к собесу, к богадельне… Мне надоело советское сюсюканье. Мы какие-то сюсюкалы, сотрясатели воздуха… Страна должна пройти через безработицу… Там очень жестко идет за художником репутация. Володя, побывавший… понял, что в Марселе играть он должен, хоть он умрет. Иначе вся Франция узнает, что он пьянствовал и сорвал спектакль. А жена у него француженка. А врачи сказали, что они не отвечают за его здоровье».

Мысль о маленькой труппе в своем театре зрела у Любимова давно. Просто тогда еще не пришло время. В 1984 году в Лондоне в интервью французскому журналисту Марку Донде он говорил: «Разве у меня был бы такой вертеп, если бы это был