– Вот. Это подарок. Может, на самом деле я все-таки добрая.
Метнувшись вперед, мальчишка хватает фенечку и монету. И едва сжав добычу в кулаке, поворачивается и с ликующим визгом уносится за двери дома, спешит потратить деньги у какого-нибудь уличного лотка или в киберкафе. Стоило ему скрыться из виду, как снаружи доносятся другие шаги, приближающиеся с дальнего конца переулка. Эта поступь тише и легче.
Некое чутье гонит Каллу вперед, побуждает выглянуть за дверь. И как только она высовывает голову за порог, перед ней возникает парень и застывает, вцепившись обеими руками в сверток. Он рослый, но с виду не старше пятнадцати лет. В надежде избежать вселения злоумышленников в тела гонцов с целью продажи украденных у них ценных устройств на черном рынке, из дворца с такими поручениями обычно посылают подростков: пока они не достигли полной зрелости, вторгнуться в их тела трудно. Однако и этот план еще не гарантия успеха: любой целеустремленный вор способен отнять ношу у гонца-подростка, напав на него с ножом. Но никто и не считает действия дворца продуманными.
– Привет, – говорит гонец.
Калла усмехается. В этот момент преображается все ее лицо, подведенные глаза хищно щурятся. Она давно уже усвоила: чем жестче она улыбается, тем легче ей избежать случайного разоблачения. Выражению лица вовсе незачем быть искренним и теплым, ей не следует даже выглядеть довольной: главное – приглушить желтизну глаз, сияющих, как лампочка на предельной мощности. Разных оттенков желтого по всему Сань-Эру встречается достаточно, так что невнимательный взгляд они не остановят, но точно такой же цвет глаз, как у Каллы, есть лишь у одного человека, и это король. На протяжении жизни трех поколений отличительной наследственной чертой рода Шэньчжи из Саня и Толэйми из Эра был королевский желтый, оттеняемый кольцом оттенка жженой умбры, расходящимся от центра. Но теперь у Каса есть приемный сын Август, а у Каллы не осталось ни одного кровного родственника – с тех пор как погибли ее родители и престол Эра пал.
– Ах ты ж лапочка, – Калла протягивает руку за свертком. – Северная сторона, строение 3, квартира 117?
Парень опускает глаза, читает мелкий шрифт снаружи на свертке.
– Ну надо же, – отзывается он. – Все верно. Вот, держи.
Он подает ей сверток. Но расстояние между ними больше длины его вытянутых рук. Как обычно днем, в переулке сумрачно, и все же Калла, забирая сверток, внимательно вглядывается в лицо парня и силится различить его черты в тусклом свете. Странно, что он не смотрит ей в лицо. И не сводит глаз со своих ботинок.
Скользнув мимо свертка, пальцы Каллы сжимаются на запястье посыльного.
Тот сразу вскидывает глаза. Хоть освещение и оставляет желать лучшего, его хватает, чтобы глаза гонца блеснули, а Калла уловила этот серебристо-стальной блеск.
В Сань-Эре для таких глаз есть особое название. Наряду с королевским желтым цветом известен и другой, почти столь же бесславный, – серебро Вэйсаньна.
Калла сразу же выбивает из руки посыльного сверток, и он плюхается в ближайшую лужу. Парень не успевает опомниться, как она ударом валит его на землю и придавливает к ней, наступив ботинком ему на грудь.
– Ты кто такой? – яростно выпаливает она. Потому что это не подросток. Это один из потомков Вэйсаньна – единственного рода в городе, а может, и во всем королевстве, чьи доставшиеся от рождения тела неприступны для вселенцев, кем бы те ни были.
