– Я убил твоего сына в честном бою, если бой одного против трех можно назвать честным… а ты боярин, видно еще трусливей, чем он. Сильный со слабым, храбрый с безоружным. Ежели у тебя есть хоть капля чести – дай мне меч и пусть Боги нас рассудят! – отвечал я.
– Грязный подкидыш… – заскрежетал зубами Борислав. – О какой чести ты пищишь? Ты же не семя Светозара. Тебя младенцем нашли в логове рыси. Ты потом еще год бегал на четвереньках, как звереныш. То волхвы наши заморочили голову князю: «Знак Богов! Посланник Богов!», и порешили, что род Рыса, должен воспитать тебя наравне с княжичем. Какая-то блудница, дабы скрыть позор бросила свое чадо в лесу, а эти бараны сотворили из тебя кумира. Только все – кончится скоро Светозарово семя. И до брата, твоего названного – доберемся…
Я не мог перечить ему, а стоял пораженный и внимал страшной тайне моего рождения.
– Вот оно как… Вот о чем намекал князь Ратияр, да Радогор его остановил. И все скрывали… – обида, горечь, боль, сжали сердце. Я ощутил, что на глаза наворачиваются слезы, как когда-то в младенчестве.
– Нет, русич не должен показывать слабости, особенно перед ворогом… – я жестко сжал уста и тряхнул головой.
Видя мое смятение, Борислав захохотал:
– Ну как, потрафил я тебе княже?.. Великую тайну открыл?.. Ха-ха, кошачий выкормыш…
– А почто мне никто… – начал я.
– А на кой? – захихикал боярин. – Волхвы проклянут того, кто откроет тайну… Только, что толку?.. Ужо никто не дознается, ибо ты сдохнешь днесь с сей тайной.
– Ты слуга Чернобога…89 – произнес я. – Светлые Боги все зрят, и твоя темная душа будет наказана в срок, когда ты предстанешь на правеж перед ними и пращурами.
Боярин скривился, помахал пухлым перстом с дорогим перстнем перед моим лицом:
– Твои Светлые Боги почивают. Сейчас правят те, у кого – сила, острый меч и удача. Возьмите его! – приказал он слугам.
Меня схватили и привязали к могучему дубу, под которым был муравейник.
– Через пару дней от тебя останется лишь куча костей, – Борислав хлопнул меня по плечу. – Ты сдохнешь зело медленно, и сие будет лепая месть за моего сына.
Я плюнул ему в лицо. Борислав вытерся рукавом и занес руку для удара. Потом опустил ее, покачал головой:
– Хочешь быстро умереть? Не выйдет, выродок, ибо я хочу, чтобы ты малость покричал – доставил мне радость.
Он подошел к костру, что развели его слуги, накалил нож и вернулся ко мне. Невольно я отвел голову в сторону, дабы не видеть раскаленного лезвия. Ужас холодным острым железом вонзился в сердце, заставил его провалиться куда-то во чрево. Боярин зашипев приложил мне нож к челу. Страшная боль заставила судорожно дернуться все тело. Кровь отхлынула от лица, и я еле сдержался, чтобы не вскрикнуть. Пот стал хладным, как на мертвеце. В очах потемнело.
– Гляди-ка, терпеливый… – даже немного удивился Борислав. – Только зубами скрипит.
Запах горелого мяса ударил, как обухом. Меня чуть не вырвало в морду боярина. Я открыл глаза и сказал хрипло:
– Еще не хватало, дабы я унизил себя криком перед твоим грязным рылом.
– Ах ты пес, еще гавкаешь?! – Борислав дважды полоснул ножом по моей груди.
Как будто кипящей смолой брызнули на плоть. Из порезов густо закапала кровь.
Подошел слуга с ковшом медовухи, полил мне на раны. Пьяно ухмыляясь, сказал Бориславу:
– Скоро мураши учуют мед и его кошачью кровь и почнут славный пир.
– Ага, – кивнул боярин, – сожрут живьем. Я бы сам его сожрал, отрезая по куску, но волки падалью не питаются… – он захохотал довольный своей шуткой, и крикнул слугам:
