Не успел чуть забрезжить рассвет, и третьи петухи еще не успели дружно прокукарекать, а хлопотливый Корней Кононович, как и все станичники, был уже на ногах.
Он возмущался своей медлительностью и упрекал себя, что даже неразумные птички от малой и до великой, обремененные ежегодной весенней заботой, и те побыстрее него торопились свить себе по весне новое гнездо. А он, кубанский казак, и подавно должен трудиться в поте лица и всегда помнить старую мудрую поговорку, что один рабочий день целый год казака кормит.
Корней Кононович спешно вывел во двор с база своих лошадей, запряг их и уселся в передке на перекладной доске поперек шарабана, а рядом с собой усадил сына Петра. Женщинам – своей жене Ефросинье Платоновне и снохе Ольге – он постелил солому в задке повозки, чтобы помягче было сидеть. Там они и умостились, как квочки на гнезде во время высиживания яиц.
Корней Кононович понимал, что дорога предстояла кочковатая, и женщин на ней будет сильно трясти, поэтому уважил их. Когда выехали за околицу, Корней Кононович начал подгонять кнутом своих справных лошадей, которые радовали глаз своей упитанностью и хозяйской ухоженностью.
Когда заря вовсю заливала своей горячей алостью восток, станичные казачьи повозки, словно сговорившись, наперегонки друг с другом устремились в поле, как на пожар. Самые нетерпеливые, зараженные духом соревнования, то и дело лихо и с задором обгоняли, по их соображениям, медлительных и нерасторопных. Из задков казачьих повозок торчали черенки кос, деревянных грабель, штыковых лопат и тяпок и всякой нужной и ненужной всячины. И потянулись казачьи повозки из станицы по грунтовой дороге, и гнали сосредоточенные казаки лошадей, устремившись к своим земельным наделам.
Со стороны растянувшаяся посреди поля обозная вереница станичных разношерстных повозок была больше похожа на спешное переселение непоседливых кочующих цыган. Можно было подумать, что эта орава вечных странников вместе со всем своим табором только что снялась с временной стоянки и погнала лошадей куда глаза глядят.
Каждый глава семьи старался загодя попасть на свою делянку. Корней Кононович Богацков со своим малочисленным семейством тоже спешил. Он непременно хотел успеть добраться на свою делянку до восхода солнца, пока ночная роса не высохла, тогда, решил он, и косить будет легче.
Старым казакам, таким, как Артем Силантьевич, тоже не сиделось дома, и они не мытьем так катаньем старались увязаться следом за своим молодняком. По такому ответственному случаю надел Артем Силантьевич свою отбеленную домотканную холщовую рубаху, тщательно расчесал деревянной гребенкой реденькие волосенки на голове, пригладил пятернею седую бороденку и по старой привычке с гордостью устроился в передке повозки. Со стороны похоже было, что все его непоседливые казаки-сверстники как будто собрались ехать не в поле, а в церковь, к причастию, или на веселый праздник, устроенный на станичной площади. Счастливо возбужденные нетерпением, они вертели головами по сторонам и с радостью на душе оглядывали степную буйную травяную вольницу, а если подворачивалась такая возможность, шутили друг с другом.
На просветленных лицах старых казаков была заметна хозяйская озабоченность и много раз пережитая радость от предстоящего сенокоса, посадки овощей или прополки своего земельного надела. Когда повозки останавливались на делянках, хозяева распрягали лошадей и с Богом отпускали их на выпас. Тут лошади, дорвавшись до сочной полевой травы, набрасывались на нее с жадным наслаждением.
