— Вы… — спросил Кален и сделал в воздухе неопределённый жест.
— Мы — нет, — Атэ усмехнулся. — Флора много слышала о твоём замке и хотела посмотреть всё своими глазами.
Кален снова прокашлялся.
— Ну, ты-то мой замок уже видел.
Атэ усмехнулся, и Кален усмехнулся в ответ, на секунду становясь таким, как раньше.
— Само собой. Я бы лучше осмотрел тюрьму.
Связка ключей легла в открытую ладонь Атэ, а затянутая в чёрное изящная кисть — в руку хозяина замка. Флора усмехнулась, с намеком приподнимая бровь, Кален расставил шире колени и подался вперед. Мысленно поставив первую галочку в списке планов на вечер, Атэ вышел в знакомую уже дверь, снял со стены факел и двинулся по коридору. На локте у него по-прежнему висел темный плащ Флоры…
***
Семь ступенек тут… Коридор… Двадцать шагов… Поворот… Дверь.
Атэ вздохнул с облегчением и, закрепив факел на стене, заглянул в решётчатое оконце в двери, но ничего не разглядел. Тогда он отпер дверь и, с силой толкнув её, замер на пороге. Небольшой круг света в центре комнаты был пуст. Угол с вбитым в стену крюком для ошейника тоже. Сердце Атэ замерло. Он слишком долго искал этого мага, чтобы потерять его — так или иначе. Ведьмак сделал шаг вперёд и едва успел уклониться от тяжелых кандалов, летящих ему в висок. Роняя плащ, он перехватил локти нападавшего и, молниеносно развернув его, прижал к себе истощённое тело. Чародей был лёгким, как пушинка — чтобы удержать его, не нужна была пыльца. Он бился в руках Атэ, будто пойманная птица, но ему не хватало силы даже сдвинуть с места пальцы светлого. Сердце Атэ гулко стучало, и он чувствовал, что сердце мага бьётся так же сильно — прямо напротив его собственного.
— Тихо, — сказал Атэ в самое ухо тёмного, — тихо. Это я. Я не обманул, правда? Я пришёл.
Чародей медленно успокаивался, а Атэ продолжал бормотать ничего не значащую чушь, то и дело спрашивая: «Я не обманул. Ведь так?» Наконец отступник перестал трепыхаться и прорычал что-то. Атэ вновь развернул его и всмотрелся в лицо, только теперь замечая, что во рту у мага виднеется массивный кляп, не позволяющий ему сомкнуть челюсти. Атэ вновь ловчее перехватил худое тело одной рукой, а другой, помогая себе зубами, распустил кожаный ремень на затылке мага. Аксессуар упал на пол, глухо стукнувшись о каменные плиты, и Атэ снова прижал чародея к себе спиной, не позволяя шевельнуться. Тот, кажется, изо всех сил пытался размять челюсти, не прибегая к помощи рук. Наконец он заговорил:
— Зачем? Что ты хочешь?
Голос мага звучал куда хуже, чем вчера, он стал сиплым и слабым. Так, будто между их встречами он долго и громко кричал. Атэ невесело хмыкнул.
— Не место для философских бесед, тебе не кажется?
Чародей неуверенно кивнул, не зная, как реагировать на шутку. Смешно ему явно не было. Атэ открыл было рот, собираясь как-то разрядить атмосферу, но тут в голове его, на самом краю сознания, прозвучал тихий звон колокольчика. Атэ с удивлением отметил, что чародей тоже насторожился, будто и сам слышал этот звук.
— Это сигнал, — сказал Атэ, — пожалуйста, не дури. И утром мы оба будем пить чай и есть вареники. Любишь вареники?
Чародей не ответил, но Атэ не сомневался, что сейчас он видит перед собой гору вареников, политых сметаной, а значит, не может сопротивляться. Улучив мгновение, ведьмак подхватил с пола плащ и накинул его на плечи пленника, как сачок на крылья бабочке. Торопливо защёлкнул брошь и низко опустил капюшон. Одной рукой приобняв мага за плечо, другой он вытащил из крепления в стене факел. Тут же понял, что ему не хватает третьей конечности, чтобы закрыть дверь, и отпустил мага, готовый к тому, что тот рванётся прочь или нападёт. Однако темный стоял неподвижно всё время, пока Атэ орудовал в замке. Оказавшись в незнакомом месте, он, похоже, растерялся, и Атэ это более чем устраивало.
