- Привет, папа, - развернувшись, улыбнулась ему. – Ты один или с Ольгой? – поинтересовалась чисто из вежливости.
Мачеха, собственно, ни разу плохого мне не желала, но я вот ничего с собой поделать не могу. И менять своего прохладного отношения к ней, тоже. Умом понимаю, маму не вернешь, а отец еще достаточно молод, чтобы обзавестись новой женой. Когда-то его женитьбу на Оле, я рассматривала, как предательство. Подростковый бунт и эгоизм, не иначе.
И хоть осознала со временем, что не права, но от счастливого семейства Смирновых стараюсь держаться подальше.
- Один, дочь, - грустно и с пониманием улыбнулся родитель. – А ты, я смотрю, все трудишься и трудишься. Как у тебя дела на личном фронте? – решил он перевести разговор на мою персону.
- Как в морге, пап, как в морге, - пошутила я довольно-таки мрачно. – Тихо, спокойно. Иногда новеньких привозят.
- Ира, типун тебе на язык! – не оценил мой черный юмор папанька.
- А что ты имеешь против покойников, папа? – хмыкнула я. – Они, скажу тебе, гораздо безопаснее живых людей.
- Вот не пойму, ты серьезно сейчас?
- Ага. Единственная неприятность от покойника, если он вдруг неожиданно газы пустит.
- Фуу, Ира, прекрати! – сморщил нос Андрей Константинович. – Все же мы на выставке продуктов питания.
- Извини, это во мне не состоявшийся медик иногда говорит, - покаялась я.
- Не планируешь навестить отчий дом?
- Па-а-ап, мы же с тобой и так часто встречаемся, - скуксилась я, совсем не желая расстраивать родителя. Но и ехать в гости к нему в Нижний, тоже не горела желанием.
- Дочь, когда ты уже возьмешься за ум и найдешь себе мужа? – завел он старую песню. – Пора уже забыть прошлое, Иришка.
- Пап, не надо, - скривилась, с трудом сдерживая раздражение. – Прошу тебя.
10. 9
- Дочь, - растерянно произнес родитель.
- Пап, - умоляюще посмотрела на него я. – Извини, я пойду. Работа.
Обняв отца и похлопав по плечу ладошкой, зажмурилась, силясь сдержать слезы.
- Ладно, беги, - сдался он, обнимая меня в ответ. – Только помни, что я всегда готов тебе помочь.
- Я знаю, - выдохнула я и отстранилась, стараясь не показать свою несчастную морду лица.
Пришлось снова возвращаться к уборным, так как встреча с отцом выбила меня из колеи. Хочешь – не хочешь, а в бортовом самописце под названием память стали проявляться такие ненавистные и болезненные воспоминания.
Мне было девять лет, когда не стало мамы. Просто в один миг, раз, и её нет. Какой-то пьяный урод вылетел на встречку, совершив лобовое столкновение. Погиб сам, прихватив с собой другого, ни в чем неповинного человека.
Не знаю, как я пережила этот шок? До сих пор воспоминания того времени смутные и размытые. Детская психика сработала, наверно, так, чтобы сохранить мои нервные клетки с минимальными потерями. Я даже не помню похороны, хотя мне отец говорил, что маму хоронили в закрытом гробу, и я с ней не прощалась.
Ага, как же! Конечно, не прощалась, ведь до последнего не верила, что мама мертва. Мысленно разговаривала с ней, как с живой и отрицала очевидное. Даже слезы не лила. Разговоры с детским психологом были тогда моим основным времяпровождением, кроме занятий в школе, где я медленно, но, верно, из круглой отличницы превращалась в троечницу, и даже двойки были не редкость.
Не удивительно, ведь раньше я учила уроки вместе с мамой. Это не значило, что она делала их вместо меня, а только помогала, направляла, а главное, интересно объясняла материал не формальным, а доступным для понимания ребенка языком.
