Особенно когда мои новые подчиненные подходили ко мне и предлагали нечто вроде такого. Вот эта работа проводится на основании приказа такого-то, но приказ не продуманный, сырой. Давайте будем делать так и так. Это не по приказу, но результаты будут лучше. А давайте, смело решал я. Пусть меня снимут с должности, но я успею наладить эффективную работу отделения и с достоинством вернусь в комнату к Никоненко…
Свежие новости комиссар сопроводил распоряжением о продлении рабочего дня до 20:00 часов до окончания всех проверок и исключении из распорядка работы выходных дней как ненужных. Расходились все с видом каторжан.
Вечером позвонил в облвоенкомат подполковнику Зайцеву. Валерий Павлович Зайцев был начальником 4-го отдела.
– Реабилитировали, говоришь? – сказал он задумчиво, когда я спросил его, что делать с Бурмистровым. – Ты пришли мне копию справки, посмотрим, в чем там его реабилитировали. Что-то я не слыхал о реабилитации власовцев. А дальше будем думать, как быть. Если власовцев начнем признавать ветеранами, значит, все у нас с ног на голову…
Дни летели быстро, как они всегда летят, когда не хватает времени ни на что. Несмотря на то, что уходил на службу рано, приходил домой поздно, крепла уверенность, что я не успею ничего. Не то, что наладить эффективную работу отделения, но и даже толком изучить свои собственные обязанности. Проверка, которая была запланирована на 23—25 января, надвигалась неотвратимо, как бульдозер на муравьев. Областная, про окружную пока даже не думали.
17-го января привезли, наконец, Вышлова. Привезли ночью, и до утра Урал с ящиками стоял во дворе военкомата. Кроме нашего, там было еще несколько одинаковых ящиков. Лейтенант и два бойца, один из которых был водителем Урала, доставившие груз 200, разместились в призывном пункте, на кушетках в кабинетах врачей. От нас они собирались в Кострому. Утром полковник Киселев с подполковниками Коневым и Семеновым, начальником 3-го отделения, поехали в Крапивново на траурные мероприятия. Вернулись к обеду, замерзшие и злые. Ну, это не то мероприятие, с которого возвращаются веселыми.
Вася Вышлов был единственной потерей нашего города и района в обеих чеченских кампаниях, и первой и второй…
Беда в одиночку не ходит. 19-го января, войдя в военкомат, я услышал от подполковника Тимофеева еще одну страшную весть.
– Подполковник Семенов умер этой ночью. Сердце…
Это было уже слишком для одного военкомата. На военкома было страшно смотреть. У него были сложные отношения с подполковником Семеновым. Хуже от этого конечно было Семенову, и он собирался переводиться в ракетную дивизию, дислоцированную в нашем городе. Процесс этот сложный и долгий, и он не успел.
Смерть Николая Александровича была для всех тяжелым ударом. Он был местным уроженцем, уважаем людьми, знал город, и город знал его. А было ему всего 42…
Все эти трагические события ни на день не отодвинули проверку военного комиссара области, хотя собственно подготовкой к проверке мне заниматься уже не пришлось. Памятуя, что я сорвался с крючка в деле извещения матери Вышлова о гибели сына, наш военком взвалил на меня организацию похорон Николая Александровича.
Похоронили мы его в субботу 21-го января, а в понедельник с утра к нам на автобусе и нескольких легковых машинах приехала многолюдная, равная по численности нашему военкомату комиссия из области. Три дня они трудились, как муравьи, отыскивая наши недостатки и упущения. Нашли их с вагон, причем в основном у меня.
