Эйс чуть не бросил бутылку от смеха.
– Нет, дуболом! – важно заявил Том. – Это в гизламе так! Он западный! А антем с востока. Меня отец научил, а его – восточные работяги. Короче, тянешь карты, а потом выстраиваешь из них цепочки, подрывая чужие. Сейчас покажу.
– Нет, с этим по-трезвому не разберешься! – достал бутылку Кристофер. – Эйс, как считаешь?
– Согласен.
Кайна прикрыла лицо рукой и покачала головой. Вдруг, Эйс о чем-то вспомнил и повернулся к Тому:
– Слушай, пока мы еще не совсем нажрались, вот, держи. Это тебе.
– Вау! Монокль? – завертел предмет в руках именинник.
Девушка поглядела сперва на Тома, потом на Эйса, а после залилась смехом. Правый глаз паренька был минус два.
– Буду теперь как пират, – нацепил он монокль на глаз.
– Не-е-ет, – протянул Крис. – Будешь как банкир!
– Первый, в роду пиратов.
***
За широким окном постепенно близился вечер. Вскоре за ним перестала виднеться площадка, а стекло отразило внутреннюю картинку паба. В такое время здесь всегда начинались чьи-то споры.
– Да куда ты Шута положил? – громко возмутился Том.
– Так у тебя Шут был?! – Эйс толкнул Криса в бок.
Парень отхлебнул из бокала, закусил пирожным и положил в центр Провидца, перевернув этим все соседние карты:
– Конец, – самодовольно потер он руки.
– Глупая игра, – рассыпала по столу карты Кайна. Она ни разу не выиграла, и выпила заметно меньше остальных. Скорее из вежливости: алкоголь она терпеть не могла, вечно оправдываясь тем, что он напоминает ей о рабочем медицинском спирте.
Сколько Эйс себя помнил, Кай никогда не любила игры. Ей пришлось быстро взрослеть, ровно как и ему. Но они относились к жизни по-разному. Маленькая чумазая девчушка, играющая во дворе с мертвыми птицами. Он бы никогда не забыл те печальные глаза…
В имении ее родителей всегда стояла весна. Отец был богатым торговцем, а мать посвящала всю себя творчеству. Сейчас Эйсу все больше казалось, что они завели ребенка, как игрушку. Она как-то показывала ему семейный альбом. Сперва они души в ней ни чаяли: счастливые лица рядом со смеющейся малюткой. Но так было не долго. Лик, два, три… Постепенно образы отца и матери в альбоме разделились, а девочка и вовсе перестала появляться на его страницах. Ею занималась прислуга. Им было четко велено, что и когда делать по расписанию, по какому распорядку она должна жить, когда ей положено есть, пить, когда спать и играть. Никто и близко не выпускал ее из двора, друзья появлялись четко по расписаниям групповых занятий. Со временем родители начали ссориться, отец кричал, мать била посуду, и в конце концов закрывалась с дочкой в комнате. Не для того, чтобы успокоить, и не для того, чтобы защитить. Просто она явно давала мужу понять – это ее собственность. Всего лишь собственность…
В компании никогда не бывало скучно. Постоянно снующие по улицам мальчишки, смеющиеся девочки… Дом, словно гнетущая ловушка, захлопывался над ней с каждым возвращением. И единственным выходом из психоза стали… черные вороны, сидящие на ветвях усохшего ясеня. У них никогда не было домашних животных. У отца была аллергия на собачью шерсть, мать не выносила кошек. Рыбки в пруду постоянно изводились, а скворцы и канарейки – раздражали как ее, так и родителей. Тогда Кайна вынесла воронам сыра и колбасы, проворно стащив их с кухни. Птицы набросились на дары, съели все до последней крошки, и так же быстро упорхнули. А завтра они снова восседали на ветвях. Девочка кормила их каждый день, снова и снова, трепетно ожидая их встречи. Кажется, она нашла друзей. Постепенно, вороны перестали ее бояться, стали наглее, и преспокойно расхаживали у самых ног. Только в руки не давались.
