– Паночку, так я ж только что говорил! Вон, – Демьян кивком головы указал на Ефимку, – его работа. Тут и гадать нечего! Все знают, на что способен этот голодранец.
Пан Анджей молчал.
– Ты, Демьян, не спеши, – степенно заговорил Домаш. – Тут основательно надобно бы разобраться. Не верю я, чтоб малец такое сотворил…
Пан Ружевич нервно потёр лоб. Он понял, что здесь не просто грабёж со смертоубийством. Тут явно усматривалось что-то более зловещее. И он всё больше склонялся к мысли, что в этом деле его может просветить только один человек!
– Позвать сюда Михея! – решительно произнёс Ружевич.
Оживившаяся было толпа снова затихла. В ожидании все замерли, предполагая, что сейчас должно произойти что-то очень важное.
Кто-то из прислуги кинулся к конюшне, а спустя некоторое время возвратился, виновато разводя руками.
– Так нема его нигде… Да я его с самого утра сегодня не бачив…
У крестьян вместе с некоторым разочарованием ещё больше укрепилось и подозрение.
– У Вовчым мху, видать, яще шастае, – раздался голос из толпы. – Мала яму етых, дак намыслил яще каго-нибудь подстерегти… – Вечный скептик Панас повёл вокруг взглядом, словно убеждаясь, все ли его поняли.
Пан Ружевич этих слов, видимо, не расслышал; в полном оцепенении он невидящим взглядом смотрел на убитого мужика, пытаясь сохранить ясность суждений и привести в порядок взбудораженные мысли.
Демьян опять начал что-то ему упорно нашептывать, бросая откровенно косые взгляды на Ефимку Асташова. Но тут Домаш Евсеич легонько потянул его за рукав и наградил более чем строгим взглядом. Демьян малость стушевался, но язык послушно прикусил. А мельник, решительно оттерев плечом наушника, осторожно произнёс:
– Надобно бы выяснить, где Михей… – и оценивающе глянув на Ружевича, продолжил: – Подозрительно, что его на месте нет… Сомнения у людей насчёт Михея.
Ефимка с благодарностью подумал о мельнике и перевёл дух. Всё-таки слово Домаша Евсеича на деревне вес имело, и это обнадёживало хлопца.
– Подойди, – коротко повелел Ружевич, глядя на Ефимку. – Повтори, что там случилось, только давай всё подробно.
Ефимка в который уж раз снова начал рассказывать. Селяне хоть и слышали эту историю, но всё равно подступили ближе, чтобы не пропустить ни единого слова.
Паненки и Палашка тоже подошли поближе, но до них долетали лишь обрывки рассказа.
– Так это и есть тот самый Ефимка? – тихо спросила Гражина стоявшую рядом девку.
– Угу, – кивнула Палашка, – он самый, окаянный.
– Почему окаянный?
– Так спокою девкам из-за него нема, а ему всё нипочем. Сегодня одну до хаты проведёт, завтра другую… Обнадёжит, а назавтра уже и забудет… Потому и окаянный.
– Может, просто на сердце никто ему не западает?
– Наверно… – вздохнула Палашка. – Дальше хуже будет.
– Что хуже? – не поняла Гражинка.
– Да зеленоватый он ещё. Вот дай ещё годик – даже девки постарше будут сохнуть по нему.
– А ты? – спросила Гражинка, не сводя заинтересованного взгляда с Ефимки.
– А что я? – вспыхнула Палашка.
– Ну… ты всё время только о нём и рассказываешь, и я уж подумала… – Паненка перевела пристальный взгляд на девку, и ей сразу стало всё понятно.
У Палашки был вид, словно её поймали на воровстве.
– Да ладно, не тушуйся, – усмехнулась Гражинка и сменила тему разговора. – Давайте ближе подойдём. Интересно, что же там случилось?.. Что он там рассказывает?..
Словно подкрадываясь, они подошли ещё ближе к толпе.
