Любил бывать здесь Николай и по другой причине. Все тут ему напоминало о позднем детстве и раннем отрочестве, когда он еще был надежно храним роскошью незнания жизни.
Болезненная привязанность к родным краям имела и еще одну немаловажную подоплеку. Он собирался стать воителем леса. Хозяином всего того, что простиралось вокруг. Потому как все те, кого он знал, относились к природе, как к чему-то временно на их душу павшему. Взять того же Дениса Власича Вычужанина. Сколь он лет-годов тут лесничествовал. А как только припал случай переехать в город, и глазом не моргнул, чтобы умыкнуться под сень неоновых зорь и стриженно-бритых газонов.
Причем с тех пор, как загорожанствовал, и глаз на кордон не кажет. В районе, правда, бывает, а чтобы в Перфильевский лес ступнуть – ни-ни! Словно тут все кругом дерьмом мазано, мерзостью полито. А ведь бывало-то и дня прожить не мог, чтобы не навестить Алифашкиных. «Я себя, – говорил он, – у вас чувствую лучше, чем дома». И действительно, прием тут ему оказывался далеко не рядовой. Особенно мать старалась. Одно время Колька чуть было не заподозрил: уж не приручил ли этот сладкоречец Клавдию Якимовну на что-либо непотребное. Уж больно льстил он ей по всякому поводу. Блинцы она подаст, он кричит, что в жизни ничего подобного не едал. Грибков на закуску из погреба вынет, он от восторга чуть ли не на голове ходит. А женщины страсть как любят, когда их подхваливают. И ведь вот что замечено, в большинстве случаев отлично знают, что все это сказано ради красного словца, а все равно принимают за чистую монету.
Так вот Николай после того, как окончит институт, не просто в лесу обоснуется. А научной работой займется. Чтобы доказать какому-то Ямпольскому, который подписал бумагу из Академии, что есть в наших краях реликты. Стоит их только найти. А найдя, отнестись со вниманием и любовью, как к детям-последышам.
Вспомнил Николай Вычужанина, а за ним вереница других людей потянулась, которые в свое время частенько наведовались на кордон. Например, Бугураев Мартын Селиваныч, бывший первый секретарь райкома. Сейчас он, по слухам, баней в городе заведует. Вроде бы и не при большой руководящей должности находится. Но все равно не на рядовой работе. А ведь выперли его, как писали Николаю, с таким свистом, что все думали, сроду ему и лужу стеречь не доверят.
Не удержался на своей должности и несостоявшийся его тесть Богдан Демьяныч Охлобыстин. Чего-то он не в кон вякнул на областной партконференции, за что мгновенно был отлучен и от должности, и от обкомства, и от депутатства. И все это в печати уместилось в одну строчку: «В связи с переходом на другую работу». Хотя он, как сказала как-то встретившаяся ему Капитолина Феофановна, долго не мог никуда устрять, пока не примоловало его общество охраны природы, где Богдан Демьяныч если и начальник, то очень небольшой.
Не стало в области и столпа, который многие-многие годы держал руководителей помельче в страхе и трепете, самого первого секретаря обкома Верятина. Его забрали в Москву. И какую он там власть поимел, никто не знает. Перевели в ЦК, и – все. Как в копилку кинули: знаешь, что лежит там богатство, а какое и сколько – неведомо. Сравнение ЦК с копилкой не Николаем придумано. Так дед Протас сие высокое учреждение прозывает. Причем он так и говорит: «Центральная копилка», первым теперь Уличенко Сергей Леонидыч. Кто он и что, Николай не знает по той причине, что на кордон к отцу он ни разу не заезжал. Зато – из обкома – наведывались чины помельче. Вели же они себя не чета тем, которых Алифашкины перезнали, к ним, как говорится, и на драной козе не подъедешь.
