И тогда там, на пляже, он, еще чуть ее подтелешив, с одичалым остервенением стал вымогать из нее если не сексуальный экстаз, то хотя бы обыкновенную бабскую покорность, которая всегда дарит мужчине шанс самоутверждения.
Роза чуть подкорректировала его неумелость, бессовестно, как это делала в свое время тетка Фаина, раскинула только не слоновые, а жердейно-выструненные сухопарые ноги и произнесла:
– Ну что ж, наверно, это способ выхода из ситуации.
И тут, стерва, сказала красиво и непонятно.
Дальше они встречались как брат и сестра. И он все слушал и слушал, что втолковывала она ему, и возникало какое-то прояснение, – еще не понимание, а только намек, что вот-вот станет и ему ясно многое из того, что неведомо теперь.
Роза была членом комитета комсомола. Куда скоро затащила и его. И он с умным видом просиживал многие часы, решая неизвестно что и, главное, не ведая, ради чего.
Если Роза была отломком, вернее, сколом от какой-то глыбы неизведанного, что ли, то девки, с которыми он корогодился сейчас, были понятны и исчерпывающе глупы своей первородной бабской глупостью, и оттого с ними ему, уже ушибленному чем-то необычным, было совсем неинтересно. Вернее, он не прочь был бы сейчас распять под каким-то кустом, скажем, ту же Вераку. Да хотя бы и Таньку. Но это все в дополнение к ощущению природы, что ли. Мысленно же он старается вступить в словесный поединок с Розой Ринской, чтобы хоть единый раз, хоть ноготочком, но колупнуть ее внимание, а может, даже и услышать что-либо одобрительное, как, например, оценила она его старание там, на пляже:
– Судя по твоему усердию, это твое истинное призвание. Но я бы очень сожалела, если бы оно было единственным.
– Коля! – извлекла его из лона воспоминаний Верака. – Может, тебе с нами скучно?
– Да что вы? – воскликнул Алифашкин. – Я рад, что проведу с вами время до отъезда.
– А скажи, – обратилась к нему Танька. – У тебя есть кто-нибудь в городе?
Николай чуть помедлил с ответом, потом произнес без тени вранья:
– Почти нету.
– В каком смысле? – поинтересовалась Верака.
– Встречаюсь я там с одной. Только…
– За нос она тебя водит? – озабоченно произнесла Танька, заполнив порожденную его заичкой паузу.
– Не совсем. Мы с нею контачим по комсомольской линии.
Подруги, подвсхохотнув, разом завели:
Ты зачти себе наградой,
Что кладут в колючки задом.
Ничего, что попе колко,
Ты же нонче комсомолка!
И только тут его отпустило то саднение, что жило в душе. Пусть он не обойдет всех своих заветных мест, зато вовсю назубоскалится с этими, такими понятными и доступными девками, которые с замиранием всего, что только может замереть, будут ловить каждое его слово, и для кого он так же пугающе умен, как для него Роза Ринская.
И он их, порывисто приобняв, закружил вокруг себя.
