– Батюшка, ты для меня выше любого воеводы, выше князя. Прикажи, и я немедля отправлюсь…
– Остынь, сыне, тем другая сторожа озадачится. Сбирайся в мовь, попарься да отдохни.
Евпатий шагнул к порогу горницы и застыл. Весь его облик излучал робость и нерешительность.
– Батюшка…
– Чего?
Лев Гаврилович пристально всматривался в карту.
– Ступай, сыне, мне недосуг.
«Ладно, – думал Евпатий, – нынче и впрямь недосуг… Спросить бы её прямо и без утайки, люб я или нет… Коли люб, и сватов засылать можно. А коли не люб?.. Такого быть не может. Ну уж случись такое, уеду на самую дальнюю южную заставу, стану смерти искать».
Данила Кофа, так же как Лев Коловрат за воинскую доблесть, был пожалован воеводой Дедославля рязанским князем Романом Глебовичем. Своих детей, а их было четверо, любил без памяти. И если к трём сыновьям относился как к будущим воинам – с излишней придирчивостью и строгостью, – то единственную дочь Елену баловал как мог. Но дочь взрослела, её ждала обычная участь женщины тех лет – жены и матери, однако Данила Данилович решил, что Елена должна овладеть грамотой и отправил её в муромский Покровский монастырь, где обучались дочери князей и бояр.
Отдавали в монастырь девчонку-замухрышку, а забирали уже взрослую девушку – высокую и ладную.
Её красота и стать настолько поразили сопровождавшего боярина Жидислава Путятича, что он тем же вечером пал в ноги Даниле Даниловичу с воплем:
– Отдай мне Елену в жёны! Жизнь без неё не мила!..
– Куда тебе? – подивился воевода. – Ты ж ростом вдвое меньше её. Будешь рядом, аки репей у малины.
– Не смейся, Данилыч, мой рост – в корень.
– Не хочу неволить единственную дочь, – сказал Кофа, как отрезал. – Сама пусть скажет, кто ей станет люб…
Однако, смягчившись, обещал подумать.
После того как Елена приметила в соборе Евпатия Коловрата, она так же потеряла и сон и покой. Влюбилась без памяти, с первого взгляда. Да и батюшка не единожды сказывал про воинскую доблесть и Льва Гаврилыча, и его сына Евпатия, тем самым ставя пример собственным сыновьям.
Воображение Елены рисовало огромного русоволосого богатыря с улыбкой ребёнка. Таким он и оказался. И был стеснительным, как ребёнок. Как он покраснел, когда их взгляды встретились!..
А однажды она, промаявшись почти до утра без сна в своей девичьей светёлке, нежданно заснула, ей приснился сон. Высоко-высоко, из-под самых Божьих небес она принимает на руки израненного стрелами супруга своего, мгновенно залечивает все его раны, и он улыбается ей… И Елена поняла, что это судьба.
Проснувшись, она едва сдержалась, чтобы не закричать. Но всего лишь позвала няню и попросила подать воды.
Данила Данилыч намекнул как-то, что бравый боярин жизни без неё не мыслит.
– Кто? – спросила Елена.
– С кем тебя из Божьей обители забирали – Жидислав Путятич.
– И думать забудьте, батюшка, – устало ответила Елена. – Не будет этого. Другой люб.
– Вот как? – удивился Данила Данилыч. – А не скоро ли? Едва из обители возвернулась… Кто же это?
– А сами не ведаете?
– Неужто Евпатий?
– Он. И мне без него жизнь не мила… Это Божий промысел, батюшка.
– Наталья! – позвал жену. – Доченька-то наша повзрослела… Теперь сватов станем ждать.
– Лучше Евпатия мужа ей не сыскать, – ответила матушка.
– И ты уже знаешь?! Все знают, одному мне невдомёк.
– Глаза пошире отвори, – посоветовала мужу.
Двор воеводы Данилы Кофы был тоже на Подоле.
Обычно Евпатий проезжал мимо, не обращая внимания, ну двор и двор, каких здесь много.
