– Нет, Чан, – оборвала его Мари. – Это слишком сложно. Короче, – она посмотрела на Мэй, – что мешает игроку переигрывать участки нереальных воспоминаний, сгенерированных в прошлой игре?
– Ничего, а это плохо?
– Ну в целом это не критично, – она подняла одну бровь. – Но все равно опасно. Отчасти это будет похоже на сон во сне. И тогда таких внутренних реальностей может стать множество, и человек заблудится в них, даже осознавая, что находится в игре. Я уже говорила об этом. Бесконечная рекурсия сознания.
– По-моему, ты просто накручиваешь!
– Нет, мы можем проверить эту ситуацию в эмуляции, и я на сто процентов уверена, что мы попадем в воспоминание с двойным дном.
– Это в лучшем случае, – добавил Чан. – А то и с тройным, и вообще, кто знает… К тому же не известно, как код будет себя вести внутри таких двойных экспозиций. Есть вероятность, что сознание игрока купирует наш интерфейс, и тогда тю-тю…
– Тю-тю? – округлила глаза Мэй.
– Он имеет ввиду, что получится тот же эффект, которого мы стараемся избежать.
– Как у Штайнера?
– Да.
Ги ударил по тарелке, и в зале повисло молчание. Он начал мелко бить по малому барабану, и Хью объявил голосом конферансье через развешанные по периметру помещения колонки:
– Dave Brubeck, Unsquare dance, прямиком из тысяча девятьсот шестьдесят первого года!
Мари расплылась в улыбке и захлопала в ладоши, поддерживая ритм ударных. Они с Ги переглянулись, начали кивать в такт музыке и затопали ногами.
– А теперь вступает неподражаемое пианино Брубека, – провозгласил Хью, и финальными аккордами ритма прозвучала узнаваемая с первых нот джазовая мелодия.
Закончив хлопать, бить и топать, Мари с Ги рассмеялись. Она подошла к установке и протянула ему раскрытую ладонь. Он ударил по ней и подмигнул подруге.
– Всегда любила эту импровизацию, – сказала она. – Теперь давай немного рока! Как насчет еще одного старичка? – прищурилась она. – Спорим, не догадаешься, о ком я?
– Малыш Джек? – поднял бровь Ги.
Мари подмигнула ему в ответ:
– С ритмом работа пойдет быстрее, – и вернулась к мониторам.
Ги подбросил палочку, поймал и сделал отступление от джаза на «Little Room» The White Stripes. Под альбомы этой группы они собирали свой первый проект. Мари писала первый серьезный код, а он искал первых клиентов. Тогда, десять лет назад, им обоим еще не было и двадцати, но у них уже были далекоидущие планы.
Чан бросил очередную пустую пачку в кучу мусора рядом с красной корзиной, стоявшей в метре от него. Пепельница была заполнена окурками, которые туда по очереди бросали все участники проекта кроме Мэй. Худенькая черноволосая девушка отпускала нелестные комментарии каждый раз, когда кто-то закуривал. Мари выкурила всего одну сигарету, удивившись, что ее легкие не захлестнули спазмы кашля – видно, тело было привычно к этому ритуалу. В голове по-прежнему всплывали образы другой жизни, но, погрузившись в работу, она ненадолго забыла о случившемся.
– Как насчет ужина? – потянулась Мэй, все это время она провела в кресле, укутавшись в несколько пледов и читая какой-то учебник.
– Давай, – бросил Чан, не отрываясь от мониторов.
– Эй, я не нанималась вам в кухарки! – обиженно нахмурилась девушка.
– И пиво, – пропустив мимо ушей ее комментарий, добавил программист.
Мари сладко зевнула и потерла глаза. Они без перерыва работали несколько часов. За окном снова опустился вечер. Она поднялась, размяла спину и повернулась в сторону кухни:
