На задание двигались колонной по три грузовика. Впереди шёл танк, расчищая дорогу, и в случае заноса в качестве буксира. В кабине каждой машины – по два человека: один ведёт, другой отдыхает. Расстояние между деревнями – несколько десятков, а то и сотен километров. Вот тогда отец научился спать сидя. Кругом степь, смотреть не на что, и сон сам собой приходит. Через два часа напарник толкает в бок: просыпайся, мол, твоя очередь вести машину. А приезжаешь в деревню, – начинается тягомотина с выколачиванием хлеба. Крепкий мужик-сибиряк божится, что хлеба нет. Приходится обыскивать амбары, лезть в ямы и доставать утаённые мешки с зерном. Плачь, ругань, угрозы сопровождают это действо. А ничего не попишешь: приказ есть приказ. Тогда отец много наслушался и про советскую власть, и про Сталина…
А в Москве его ждёт беременная жена, получающая хлеб по карточке иждивенца. Люба рвалась к мужу, боясь, что сибирячки, девки боевые, охомутают её Димочку. Любины сёстры Нина и Маша отговаривали новоявленную декабристку от этого шага.
– Куда ты собралась в такую глушь, да ещё на сносях? Там же адский холод. Простудишься, заболеешь, не дай бог, помрёшь…
– Нет, девочки, я всё-таки поеду. Пусть я умру, но близко от него.
– А ты подумала о нас, о Диме, наконец? Он тебя любит.
– Любит, говорите? – Люба вскинулась, как ужаленная. – Да его любая сибирячка окрутит!
– Ты что такое несёшь! – возмущались сёстры. – Совсем спятила!
– Да! Спятишь тут… Всё равно поеду!
– Хоть подожди до родов. Родишь, – тогда езжай, куда хочешь…
– Ладно, уговорили…
А в это время отец ехал на очередное задание. Он думал о том, что раньше продотрядовцы двигались на подводах, запряжённых лошадьми.
Н-да, техника ушла вперед, а люди…
– Буран идёт! – вывел из задумчивости резкий голос напарника Петра Скачкова.
Отец тревожно вгляделся в надвигающуюся на них чёрную тучу. Танк ушёл далеко за линию горизонта. Не успеет на выручку…
Ветер налетел на колонну грузовиков с остервенением, как стая голодных волков. Снежные заряды мигом залепили окна кабин всех трёх машин. Стало темно. Рация не работала: как назло, села батарея питания. Надо переждать непогоду.
Буран бушевал трое суток. Потом наступила мёртвая тишина. Люди, засыпанные снегом, спали в кабинах, ожидая подмоги. И она пришла. С рокотом танковых моторов – сразу два танка подогнали – и звоном лопат, крошащих промерзший снег.
Несмотря на трудности при несении службы, отец часто думал о Любе и её беременности. Но не мог представить себе, на что решится жена. Его не было рядом, а она – девка отчаянная. Такие, бывало, «художества» выкидывала, что, хоть стой, хоть падай. И на этот раз он не ошибся, его ждал сюрприз.
В начале июля, не выдержав разлуки с мужем, Люба поехала в Сибирь. Была она на девятом месяце. Поэтому отец не на шутку перепугался, получив от жены телеграмму. Он еще больше встревожился, когда дежурный по штабу позвал его к телефону. Звонили со станции Кулунда. Сообщили, что Любу ссадили с поезда из-за сильных схваток. Сейчас она лежит в станционной больнице. Отец помчался туда, но Люба не подпустила к себе будущего папашу.
– Я некрасивая. Подожди за дверью, пока всё кончится, – сказала она с раздражением.
Пришлось всю ночь сидеть на крыльце. А утром, причесанная и умытая, Люба позвала своего Димочку.
– Вот, полюбуйся на своего отпрыска.
Отец посмотрел и улыбнулся.
