Воля вольная - страница 22



– Чтоб у тебя вся машина рассыпалась, а мост все ездил и ездил! – Колька шмыгнул длинноватым носом, чокнулся, подмигнул Жебровскому и, «культурно» оттопырив пальцы от рюмки, выпил.

– Э-э, – махнул рукой дядь Саша, – я…

– Хрен ли уж, пей давай… – Колька был доволен сегодняшним днем и тем, что так все хорошо кончилось. – Попрем завтра, ничего вроде идет, не гремит…

– Ну, – согласился дядь Саша.

В этот момент у соседей на улице раздалась ругань, поток бессмысленного, захлебывающегося яростью мата, потом звон таза, еще чего-то металлического об забор, опять громкий и корявый мат. Потом завелся мотор, и машина с ревом выкатила со двора.

– Всё, уехал Иван, с обеда сегодня воюет со своей, – прокомментировал Колька, наливая по второй. – Чего, не нравится дядь-Санин салат?

– Я не пробовал еще… – ответил Илья.

– Ешь, только у них в бригаде такой делают. Кто придумал-то, дядь Сань, я забыл?

– Женька Московский. Тоже, кстати, москвич был, – объяснил дядь Саша Илье. – Поваром приезжал работать в бригаду. Лет десять, наверное, ездил каждое лето. Хорошо варил!

– И что? – заинтересовался Жебровский.

– Да ничего, давно уж нет его. Не приезжает.

– Бизнес, может, завел, – вставил Колька, всем видом показывая, что дело это говенное.


Жебровский второй год наблюдал, как мужики не принимали его за своего. По имени не называли, а кличка была пренебрежительная и подчеркивающая разницу – Москвич. Не то чтобы ему очень хотелось, чтобы его приняли, но непонятно было, от чего это вообще зависит. Вел он себя спокойно, одевался неброско, слушал их советы, водку с ними пил, деньгами не сорил. Возможно, они из гордости не могли признать, что какой-то москвич может так же, как они, жить и охотиться в тайге. Это нарушало представление местных об устройстве мира. Москвичами в их понимании могли быть только те капризные, зажравшиеся люди, что с жиру день и ночь скачут по телевизору, а они, это были они – умелые, бедные и веселые. Даже китайцы были понятнее и ближе москвичей.

Мужики закусывали в охотку, наморозились за день, дядь-Сашин рыбный салат был действительно вкусный. Поваренок дожевал, вытер руки и пристально, с дураковатым выражением уставился на Жебровского.

– Что? – не понял Илья.

– У нас рыбу без водки только собаки едят!

Илья улыбнулся и потянулся за бутылкой. Выпили. Поваренок ловко снял зубами рыбу с кожи, заулыбался, жуя и вспоминая что-то:

– Ты говоришь, мост передний… – потрогал он Жебровского обратной стороной ладони, не испачканной в рыбе, – у нас тут в прошлом году, да, дядь Сань? Такая вышла ерунда… Ехали мы на этом «Урале» в конце октября, так же вот… выезжали уже, машина икрой забита под завязку. Нас в кабине трое, Андрюха Слесаренко и мы с дядь Саней. Короче, к перевалу тянемся, едем себе, покуриваем, зимовье на другой стороне под перевалом, должны до ночи успеть. Ну вот… а погода все хуже и хуже, на перевал заползли – снежище уже валит – капот не видно! Все ровно вокруг, голо, ни кустика – ни хрена не понять, и, главное, перевал там длинный. Я из кабины спрыгнул, думал, может, ногами лучше пойму, куда там – пурга прямо с ног валит, ничего не видно.

Колька вытянул «Приму» из пачки, посмотрел на дядь Саню.

– А? Дядь Сань? Сидим, короче, в кабине, ее насквозь продувает, что делать? Ну, поехали на дурака, думаем, если вниз начнем спускаться, там уже можно будет ногами поискать – за перевалом дорога опять между стланиками шла. Что-то ездим-ездим, не знаю уж как, может, и кругами, потом чувствуем – спускаемся. Андрюха пошел глядеть, возвращается минут через двадцать, прикинь – мы уже похоронили его. Не то место, говорит, бесполезно дорогу искать, не отличишь, где просто заманиха, а где проезже.