Вор воспоминаний - страница 15

Мама ему сказала: бабушка притихла, потому что переволновалась за него, вот только в тот момент, когда он упомянул Теневика, в глазах у неё он увидел вовсе не волнение, а страх. Тот же страх он уже видел, когда заговорил про могилу на склоне горы.

При виде того, как сильно бабушка перепугалась, ужас заполз к нему в сердце. И, хотя Тайрис и понимал, что глупо давать волю воображению, он всю ночь пролежал на неудобном боку: не хотелось поворачиваться к окну, за которым дёргались в пляске тёмные силуэты, не хотелось думать, что кто-то смотрит на него снаружи.

Тайрис ещё раз зевнул во весь рот, потянулся и почувствовал, что нога дотронулась до чего-то мягкого. Надо бы разобраться до чего, вот только сил в нём совсем не осталось, лень было посмотреть, что это такое, поэтому он пошевелил пальцами, проверяя. Мягко… перья, что ли? Нет, ведь бабуля дала ему, чтобы накрываться, простыню, а не одеяло. Носовой платок? Носок? Нет у него ни того ни другого.

Вообще непонятно – Тайрис поднялся на локтях, отбросил простыню, посмотрел на ноги… да, что-то лежит у изножья кровати, но что именно – поди пойми. Он ощупал это пальцами ноги. Ощущение ему не понравилось, и он резко отдёрнул ногу.

Так и не поняв, что это.

Пошарил на тумбочке, отыскал очки, схватил, сел прямо.

Всё так же ничего не понимая, подался вперёд, чтобы вглядеться, потом отшатнулся и со стуком свалился с кровати на пол.

Через секунду в коридоре раздались шаги, в дверь стукнули, она распахнулась.

– Тай, у тебя всё хорошо? – Мама посмотрела на Тайриса, растянувшегося на полу, нахмурилась. – Что такое? Ты чего там лежишь?

Тайрис всё таращился на кровать. Мама тоже посмотрела туда. На чистой белой простыне лежали четыре скрюченных пушистых тельца с тусклыми чёрными крыльями: мёртвые бабочки-ночницы, каждая размером с блюдце.

– Ух ты, ну надо же! – вполне жизнерадостно удивилась мама.

– Откуда они взялись?

Мама собрала бабочек, бросила в корзину для мусора. Оставалось надеяться, что она не заметит сломанную рамку от фотографии, которую он бросил туда накануне. Потому что ведь, если заметит, опять начнёт выяснять отношения.

– Понятия не имею, Тай. Ночницы любят прятаться в тёмных местах, видимо, им уютно под одеялом. То есть было уютно. – Она засмеялась. – А может, их убил запах от твоих ног!

– Не смешно. – Тайрис залился краской. Его затошнило от вида ночниц. Здесь, куда ни глянь, какие-то противные насекомые – ещё одна причина, почему так хочется домой.

Мама подняла брови:

– Да не дёргайся ты, я просто пошутила.

От мысли, что бабочки там пролежали всю ночь, стало только хуже, а потом Тайрис вспомнил, что перед сном съел печенье. И встряхнул простыню, сбрасывая крошки. Тогда их там не было. Откуда же они взялись? Когда приползли сюда?

Он встал с пола.

– А тебе не кажется странным, что они здесь?

Мама расправила простыню на кровати.

– Ну, неприятно, да, но ничего странного. Мы же в деревне, Тай, тут такое бывает.

У него пересохло во рту. За веками снова зарождалась головная боль. Жгучая. Невыносимая.

– Тай, не смотри ты так. Подумаешь – мёртвые ночницы. Да, крупные, но всего-то. Видимо, в этой комнате долго никто не спал, вот они тут и поселились… Ладно, пойду помогу бабуле готовить завтрак… А ты, может, сходишь на пробежку, пока не очень жарко? Ты же часто говорил, что тебе это нравится.

Он промолчал, лишь не отводил от неё глаз; не хотелось сказать что-то такое, что перерастёт в ссору.