Игумен снова начал буреть. Хрустальная чернильница, стоящая на столе из дорогущего розового дерева, подозрительно накренилась, вот-вот готовая полететь в голову очередного мелкого чина.
– Понимаю ваш гнев, – слуга предупредительно поднял руку, остро взглянув на начальство, но голос удержал. – Однако времени в обрез. Если не хотим нажить себе врагов, нужно отписать хоть что-то.
– Роб, – кое-как переведя дух, игумен вспомнил имя ближайшего ассистента. – Инока ко мне. Того, что им сейчас кофе разливает, и поживее.
Достав новую бумагу и перьевую ручку, отделанную золотом, Вилард глубоко задумался. От него ждут вестей и, желательно, радостных. Однако что радостного мог поведать священнослужитель? Что порох в пороховницах отсырел? Или что булатные клинки резко затупились, а изнутри и вовсе проржавели? Так не бывает таких оплошностей у королевской гвардии, а снаряжение парницкой стражи давно проверено самим епископом и теперь охраняется его доверенными лицами.
Если бы только узнать хоть толику планов графского недоноска, что в последние дни стал особенно скрытен и подозрителен, он смог бы связать по рукам и ногам не только служителей своего храма, но и две остальные ветви городской власти. А самого Корвина… О-о-о, забить плетьми и скормить свиньям, пригласив на кровавое зрелище высших чинов государства!
Во вновь открывшуюся дверь втолкнули щуплого и заикающегося мужичка, нервно поправляющего собственную рясу. Бледный, как смерть, инок трясся под линчующим взглядом игумена.
– Имя твое?
– Иман, – низко склонился служитель, пряча панику в опущенных глазах. Его Преподобие никогда не вызывал к себе просто поболтать.
– Ты подавал утренний кофе и сдобу в кабинет епископа?
– Я, Ваше Высокопреподобие, – распластался на полу инок.
– Сколько порций?
– Четыре, Преподобный.
Значит, три командира. Хорошо. Если предположить, что каждый возьмет на себя командование конкретной операцией, то в совокупности план недоноска поделен на три масштабные части. Но какие? Аресты трех значимых лиц? Или зачистка трех районов? В любом случае, у него есть время, пока треклятые командиры не покинут кабинет епископа.
– О чем они говорили?
– Ваше Высокопреподобие… – ужаснулся Иман, прижав руки к груди.
– Отвечай, песья морда.
– Я не смел подслушивать!
Вилард радостно оскалился. Нет ничего лучше правильных и послушных людей, брызжущих святостью во все стороны. Именно они расслышат шепот за стеной, увидят краешек чужих бумаг, рассмотрят мельчайшие детали на одежде гостей, и все это не разгибаясь из унизительного поклона.
– Выбирай: стеклянная роза в спинные нервы или сломанные зубы.
Инок сжался на полу, трусливо не поднимая головы. Единственной формой протеста было упрямо зажмуриться, но выходило лишь панически закрыть глаза, чтобы не видеть, какой пыточный инструмент выберут для него. Нужно всего лишь переждать.
– А может, тебе по душе звонкие монеты?
Медяки бряцнули в поясном кошельке игумена. Напуганный слуга покорно сгруппировался, пряча довольную улыбку между коленей. Ждать пришлось недолго.
– Они отмечали чернилами места на карте, Ваше Высокопреподобие.
– Какие места?
– Папоротниковую улицу, – осмелевший инок поднял голову, перечисляя увиденное. – Городские ворота на Ратный тракт, выход с Костной улицы на базарную площадь и перекресток у здания совета.
– Дальше, – потребовал игумен, кинув горсть медяков в лицо наушника.
