Она и сама не заметила, как уже начала заниматься обыденными делами, пусть пока лишь в мыслях, будто ей тут жить дальше. А пока вслух другое сказала:
— В полоне тятька был, не досуг ему было.
Банник подумал, кивнул, мол, понимаю. Из-под полока вылезла и жена его на шум. Обдериха была лохматой, немного горбатой и пузатой бабой. То ли на сносях, то ли просто живот большой отрастила. Длинные волосы скрывали её, считай, до пят. Она взмахнула сухонькими ручонками с длинными чёрными ногтями.
— Гости никак у нас. Нешто баньку истопить решили? Мы тут какой год уже мёрзнем без тепла, чуть совсем не погибли, — запричитала она.
Вилька успокоила семью духов, отныне, сказала, банька как и положено будет топиться — два раза на седмице. И сегодня она просит их её истопить, ей помочь, чтобы жар был добрый, но крепкий. Трав добавить в воду разных, чтобы хвори да недуги прогнать.
Обрадовались банники, принялись тут же печь чистить от золы старой да дрова таскать. Вильфриду отпустили пока, мол, иди, не мешай, мы тут сами всё сделаем.
Она и пошла. В тереме тоже дел ещё много было. Надобно было с кикиморой запечной познакомиться, что приходилась женой Добрышке. Домашние кикиморы они посмирнее болотных будут, оттого часто и берут их домовые в жёны. Домових мало нарождается, да и не все хотят в чужом дому лишь жонкой быть. Хозяйкой-то в избе всяко лучше. Вот оттого чаще всего и женятся домашние духи на кикиморах, что за печью живут. «Была б Гранька такой, глядишь, и Проша б меньше нос воротил, — подумала девушка. — Но Граня болотная, а они ой с каким норовом!»
Войдя в терем, она огляделась, везде был порядок, даже стол новой скатертью застелен стоял. Лавки все половичками из цветных лоскутков покрыты. Видать, кикимора постаралась, нашила. Они бабы домовитые, хоть и вредные. Но ежели в дому всё хорошо, то помощницы из них добрые. Такая и напрядёт хозяйке к утру моток другой, и дите в люльке покачает, чтобы спало крепче. А вот если в дому раздор да сор, всю кудель спутает, всех будить станет. И никакого на неё сладу не будет, покуда порядок не навести да мир в избу не вернуть.
Сейчас же нечисть крутилась вокруг печи, горшками гремела. Заслышав шаги, обернулась, поклонилась.
— Вернулась уже, хозяюшка? А я туточки вот пирогов решила настряпать. С капусткою, как Добрыша любит. Да кашки вам сварить, просяной, с ягодами да орехами разными. Рыбку Добрышка поймал поутру. В горшочке уже томится с брусникой да хреном.
Вилька улыбнулась хозяйственной бабе. Спросила, как звать ту.
— Купа Купавна, — не отвлекаясь от теста, ответила кикимора.
Девушка кивнула ей и присела на лавку, глядя, как ловко та пироги мечет на широкий лист, чтобы в печь сунуть. Налила себе простокваши и вздохнула.
— По дому маешься, краса? — понимающе посмотрела на неё Купавна.
Получила новый кивок и тоже вздохнула.
— Оно-то и понятно, в своём-то дому, каким бы тот ни был, всё лучше, чем в чужом. Но и этот дом тебе не чужой. Отец твой — князь Бессмертный как-никак. Привыкай, девка, долго тебе с ним жить, чуется мне. А мы не обидим тебя и ему не дадим, — тараторила без умолку говорливая нечисть. — Он неплохой, ты не думай. Только с пути сбившийся. Оттого и злой, как Карачун в месяц лютень. Но не злоблив он в душе, ты, девонька, не думай.
Закончив с пирогами, кикимора закинула просо в ступку, потолкла его пестиком и высыпала в горшок, туда же кинув и сушёные ягоды да орехи.
