Эгиль сидел за столом, крутя в руках деревянную резную ложку. Его взгляд был задумчивым, а пальцы гладили узоры на ложке, словно он пытался найти в них ответ на свои мысли.
— Просья, — обернулся к двери северянин, услышав лёгкий шорох. — Как думаешь, взять с собой до волока в сторону Итиля Светозара? Или сам пущай добирается?
Домовой, снова принявший свой обычный облик, задумался. Князь ему не нравился — весь род его был скользким, словно уж, и доверия не вызывал. Но кто знает, кого хочет видеть мужем Вилька? А потому Прошка кивнул, мол, бери.
Эгиль поднялся наверх, где в одной из комнат расположился Светозар. Долго они о чём-то говорили — то тихо, то повышая голос, но слов разобрать было невозможно. Только через час Эгиль спустился вниз.
Наутро Светозар стоял на пристани раньше всех. Его фигура выделялась среди хирдманов — высокий, статный, с гордо поднятой головой. Видать, сговорились они с норманом, и теперь князь был частью их команды, хоть и временно.
Вскоре драккары отошли от берега. Вёсла ударили по воде в такт песне гребцов, и корабли медленно поплыли в обратный путь. Вода расступалась перед их носами, а ветер наполнял паруса, унося их всё дальше от Адельгейи.
Северянин стоял на корме, его взгляд был устремлён на удаляющийся берег. Он не знал, что ждёт их впереди, но чувствовал, что этот путь изменит всё.
Светозар, стоявший неподалёку, смотрел на него, но не заговаривал.
Вскоре городище скрылось за поворотом реки. Князь устроился под пологом и, кажется, задремал. Домовой злобно сверкнул глазами в его сторону и присел на скамью рядом со Свеном. Рыжий здоровяк решил плыть вместе с ними, несмотря на просьбу Веданы остаться с ней. Девушку оставили у наместника, пообещав забрать потом, опосля того как вызволят Вильфриду. Они переглянулись, но оба промолчали.
Гранька, стоявшая рядом с Эгилем, тоже молчала. Да и что тут скажешь, тут действовать надобно, а не языками чесать.
3. Отец
Вот только стояла она и видела своих домочадцев, женихов и... Кощея, то бишь отца. А теперь их нет, ну, кроме последнего. Этот-то вон стоит, ухмыляется. Так бы и дала по роже его бессовестной. Умыкнул он её прямо из-под носа всех, и ведь как шустро это получилось? Даже Вильфрида сама не поняла, как оказалась совершенно в другом месте, одна с Кощеем.
Он отошёл от неё. Осмотрел убранство своих хором, покачал головой, махнул рукой и повернулся к дочери.
— Ну что, дочь, ты рада, что мы наконец свиделись? Небось искала тятьку?
«Рада? Да не очень-то! Тятька выискался, тоже мне!» — подумала Вильфрида, скрестив руки на груди.
— И зачем явился? — спросила она холодно.
Бессмертный, конечно, предполагал, что встреча с дочерью будет не идеальной, но всё же: где уважение? Как её вообще воспитали такой? Он же отец её кровный. Ну нечисть, считай, да, но что такого-то? С кикиморой и домовым вон любезничала. А он чем хуже?
— А тебя не учили уважению к старшим, тем более к родичам своим? — спросил он, стараясь сохранить спокойствие, но в душе поднималась злоба. «Ищешь тут её, понимаешь. На ступе треклятой катаешься, а она нос воротит. Да другая на шею бы уже кинулась. Такой чародей и её отец. А эта стоит, руки в боки уперла!»
Это было последней каплей. Вильфрида подскочила к нему и ткнула пальцем ему в грудь, закричав:
— Кому сказать спасибо за их гибель? А? Ты всё это! Твои тёмные делишки привели к тому, что нет боле моей семьи. Всё ты! — она тяжело выдохнула и продолжила: — Из-за тебя кузнец побил мать, она сбежала от него со мной, младенцем на руках. Да там, в лесу, и встретила нечисть, да отдала меня, чтобы я жила. Маре меня пообещала. А сама... сама стала юродивой, тенью бездушной, считай, — Вильфрида усмехнулась. — Правда, прожила дольше, чем отец. Да и сгинула! И ты смеешь мне пенять?!
