Мне хорошо и весело.
– Инка, бросай курить, – хмурится Димка, глядя как я ловко выщёлкиваю ментоловую «Вирджинию» из тонкой белой пачки с зеленой полоской.
Хмыкаю, поворачиваюсь к ветру спиной, и, сложив ладони шалашиком, пытаюсь добыть огонь из дешевенькой зажигалки.
– Дим, я одну всего. Я не курю. То есть курю, но… несерьезно.
– Инна, в твоем возрасте люди бросают, а ты начинаешь.
– А я нелюдь, – хмыкаю, выпустив струю дыма в зеленеющее вечернее небо.
Курю я в двух случаях – когда плохо на душе и когда очень хорошо, вот, как сейчас. Никотин легонько сжимает затылок и мягкой волной толкает под колени.
– Ты хоть затягивайся, – фыркает Димка, морщась от дыма.
– Я через раз.
Он садится на корточки, острые колени торчат, обтянутые спортивными штанами, кепка сдвинута на затылок, синяя джинсовка лежит рядом на травке. Поколебавшись, сажусь рядом на свой рюкзак.
– Устала? – испытывающе смотрит на меня.
– Не—а, – кладу голову ему на острое плечо.
Димка еле заметно дергается всем телом. Удивленно заглядываю к нему в глаза.
– Ты чего?
– Волосы… Щекотят, – потупив взгляд, объясняет, мой друг, и подобрав какую—то палку, начинает что—то рисовать на рыхлой земле.
– Ааа. Я если что, не заразная. Просто спина все-таки устала, но совсем немного, – начинаю спутано объяснять, но потом просто машу рукой и докуриваю до фильтра.
Поднимаемся и начинаем спуск с холма. Быстро темнеет, мой тубус мешается и бьет по ногам. Димка, покосившись, забирает его у меня.
– Спасибо, абитура, – выдыхаю я и понимаю, что реально притомилась. Икры гудят, позвоночник словно набор колкой мозаики.
Вот что было по—настоящему хорошо, нам не приходилось искать тем для разговоров, выдерживать паузы между фразами или мучительно краснеть, потеряв нить повествования. Я совершенно не силилась ему понравиться. И была самой собой, видимо, впервые за долгое время, если не за всю жизнь.
Хотя, если честно, несколько раз я вспоминала о том невнятном поцелуе на выпускном, и мне хотелось улыбаться. Видимо, чем-то я его все же привлекла, несмотря на всю свою блеклую внешность.
С горы идти несомненно легче, чем в гору. Мелкие камушки попадают в ботинок и противно колют. Останавливаемся, снимаю «гриндерс», вытряхиваю. Димка удивлённо-весело смотрит на мои красные носки с желтым покемоном.
– Стильно, да? – верчу ступней во все стороны, словно приглашая его полюбоваться чудом китайской текстильной промышленности.
– Инка. Ты феномен, —смеется Дима, и хватает меня за плечо, чтоб я не упала. —Пошли скорее, тралик уедет.
– Что уедет??? – принимаюсь хохотать, обуваясь и пытаясь удержать равновесие одновременно
– Ё—моё, Инн, троллейбус. Уедет.
– Блин, Дим, говори правильно, бесит, когда коверкают слова.
– Но ты же поняла смысл. И поторопись, тебе к первой паре завтра. Выспаться надо.
– Давай я сама решу, а, Дим?
С этими словами я все-таки подворачиваю ногу и, охнув, замираю.
Вечер стремительно накрывает свежестью, синевой и запахом выхлопных газов с ближайшего шоссе.
Димка смотрит на скрючившуюся меня, качает головой и подходит вплотную.
– Давай, за плечи меня хватай. Донесу до остановки. Но сначала на, – сует мне в руки злосчастный тубус.
– А ты не поломаешься? – хихикаю я, но, тем не менее, обхватив надоевшую до чертиков пластмассовую трубу с чертежами, с грацией резвого бегемота буквально вспрыгиваю к Димке на руки.
На удивление мне удобно. Димка теплый и уютный, его руки, хоть и худые, но сильные, и я чувствую, как перекатываются мышцы на его спине, которая оказывается вдруг очень широкой. Его дыхание горячее и очень чистое. Шея смуглая и слегка пахнет придорожной пылью, полынью, здоровым крепким телом. Одна его рука обвивает меня за спину, другая подхватила под коленки. А вот и троллейбус. Уже поздно, он тих и практически безлюден. Димка меня сгружает на свободное сиденье.
