– Пойдем, Инночка, пойдем отсюда. Не вернешь дедушку твоего. Не плачь, не убивайся. Говорят, нельзя так, надо отпустить.
Скулю, уцепившись за ремень Димкиной сумки. Пальцы сжаты до белых костяшек. Зубы стучат. И вдруг неожиданно приходит облегчение.
– Тише, тише, я с тобой, я тебя люблю, не прячься от меня, родная, не убегай больше.
– Ты забыл? Просто друзья, – шепчу ему в самые губы.
А дождь все льет и льет, накрывает, обволакивает, бисерно сыпет на мой рюкзак. Мы поднимаемся и идем, шатаясь как пьяные. Димкины руки обвивают мою талию, мой тубус привычно висит на плече товарища. У него дома тепло и светло. И он задернет шторы, вскипятит чайник, разденет меня до белья, разотрет плечи и ступни, натянет мне на ноги толстые шерстяные носки и даст сухой спортивный костюм. Расчешет и заплетет мои волосы, закутает в одеяло и будет поить слабеньким сладким чаем с чайной ложечки, станет дуть в кружку, смешно выпячивая пухлые губы. А потом мы заснем бок о бок. А на следующий день продолжится жизнь.
В начале декабря я нашла вожделенную подработку, бегала по сетевым магазинам и проверяла сроки годности колбасы под гордой маркой «Фамильная». Димка прилежно учился, идя на повышенную стипендию, попутно помогая мне с курсовыми работами по сопромату и термеху. В свободные минутки мы так же с упоением целовались, и шутили, и спорили, и строили планы на грядущую взрослую жизнь.
А однажды Димкин сосед Коля тихо собрался, сказал: " Я на тренировку». Бабулька была в отъезде, из ноута доносились звуки скрипки, наложенные на жесткий рок, с улицы тянуло почему-то весенним духом. Димка достал откуда то из рюкзака бутылку каберне и принес из кухни хозяйские фужеры. А еще зажег свечи и вынул откуда то из-за шкафа букет роз.
Это мне показалось по-киношному комичным, но внезапно тронуло до глубины души.
– Молодой человек, вы пытаетесь меня склонить к разврату?
– Шутки неуместны, Ин. Просто хочу тебя порадовать.
– А я решила, что просто хочешь, – ехидно протянула я.
Димка посерьезнел.
– А что, не заметно? Конечно, хочу. Еще с десятого класса. Но я столько ждал, что могу ждать еще сколько скажешь.
– В смысле с десятого? – меня разобрало нездоровое любопытство.
– Помнишь твою короткую юбку? А то, как ты лихо прыгала через парту, чтоб не обходить весь ряд? А эти джинсы, эти маечки, под которыми ничего нет, эти блузки полупрозрачные. И то, как ты покусываешь карандаш, когда задумываешься над примером. И этот запах… от волос, от шеи.
– Перестань, мне неловко. Спасибо за цветы.
Обнимаю его, целую, прикусываю за ухо.
– Мне никто еще не дарил цветов, просто так.
Димка тяжело дышит. Его рубашка полурасстегнута, кладу ладонь на его грудь. Она смуглая, гладкая и очень горячая. Провожу ногтями вниз, к животу, чувствую, какими твердыми становятся его мышцы. Касаюсь ремня брюк, скольжу ниже и ниже. Там тоже горячо и твердо. Садимся на кровать, я к нему спиной. Его дыхание на моей шее, его ладони на моей груди, гладят, жмут, кружат. Мне жарко. Мне восхитительно.
– Детка, да ты вся горишь.
Со стоном поворачиваюсь и впиваюсь ему в губы.
Опрокидываю его на спину. Горячие ладони по-хозяйски лапают мои ягодицы.
– Крошка, полегче, – хрипит Димка. – А то я не смогу остановиться.
– А может, не надо?.. Останавливаться.
Чувствую себя удивительно бесстыжей и всесильной.
– Ты уверена?
– Да. И мы всего лишь друзья?..
– Друзья! – рычит, прикусывая мне верхнюю губу. – Я тебе сейчас покажу друзей.
