Угол был пуст. Обои у самого плинтуса отклеились. Пыль покрыла старую паутину, сделав ее похожей на полочку. Будь паук жив – пыли бы не было, подумала Ленка. Но в этом страшном углу выжить невозможно. Ничего живого тут быть не может, вот неживое… нежить, какая-нибудь… вполне.… Почему же я хоть стул не поставила, мучилась Ленка. А теперь уж поздно, теперь занят этот угол, ничего туда не поставишь… Да и самой подходить бы не надо. Но остановиться было невозможно. Угол притягивал. Завораживал пустотой и тем, что в этой пустоте может прятаться. Ленка слабым голосом напевать начала, но стало только хуже. Одиноко повис неуместный тут звук и заглох – будто в вате увяз. А руки дрожали так, что пришлось сцепить их в замок. Вот так она и шла – переставляя непослушные ноги, все ближе подходя к этому пустому с, отставшими обоями и пыльной паутиной, углу. От волнения ли, от страха потемнело в глазах – только маленький круг виден, пятно света там, куда направлен взгляд, а вокруг чернота и в черноте копошиться что-то мерзкое, с синеватыми отблесками. Заорала Ленка себя не помня, убежала опять на кровать, под одеяло, и, свернувшись, пролежала остаток дня. Так и заснула. А на следующий день Вадим сказал, со змеиной улыбкой, что завтра ее дружок прыгнет с моста. Ленка, конечно, не поверила, но на ближайший мост побежала и дежурила там весь день. А он прыгнул с другого моста – и не с акведука, а с виадука. Головой на рельсы. Очевидцы дали показания: стоял долго, потом резко вскочил на заграждения и «ласточкой» – вниз. Все же он спортсмен был когда-то, нырять умел. А стиль, в простонародье называемый «ласточкой» очень эффектно выглядит. Ныряльщик выгибается, руки отводит назад в положение ласточкиных крыльев, а в конце полета сводит их перед собой и как стрела входит в воду. Только вот, воды-то на рельсах не оказалось. Разве, что лужи грязные – в тот день дождик моросил.
Только через пару недель Ленка пришла в себя, а потом и произошло то, о чем она рассказала мне в кафе
Глава 3
Тетрадь нашлась без особого труда. Нужно было вытащить ящик письменного стола – над тумбочкой. Именно такой у меня был тайник в детстве и об этом я, конечно же, рассказывал Вадиму.
В далеком детстве… У нас с братом был один на двоих письменный стол. Очень хороший стол. С тумбочкой и двумя выдвижными ящиками – маленьким, расположенным над тумбочкой и большим, широким – чтобы открыть его, нужно было, или втягивать живот, или шумно отодвигаться вместе со стулом. А верх стола был обтянут дерматином. Брату принадлежал широкий ящик, а мне достался маленький, но зато и тумбочка под ним. Тумбочка со столом составляла единое целое, и между верхом ее и ящиком оставалось некоторое пространство. Скоро я сообразил, что если полностью вынуть ящик, то на тумбочку можно положить несколько плоских предметов, после чего задвинуть ящик и радоваться тайнику. Никто в доме не имел тайника, а я имел! Мать, например, документы и другие бумаги держала в старом, облезлом комоде. Один из ящиков – запирался на ключ, местонахождение которого я установил и периодически проводил основательную ревизию. В ящике, помимо всего прочего, хранились брошюры, посвященные половому воспитанию. Именно потому, что они хранились под замком, я их прочел с особым интересом.
Брат вообще ничего не прятал. Все его имущество находилось в большом ящике, который мог открыть каждый. А вот у меня был тайник! И в нем я хранил свои детские, а потом и юношеские дневники. Позже рядом с дневниками в тайнике хранился пистолет – маленький бельгийский браунинг, снабженный самодельными, а потому крайне ненадежными патронами.
