Воспоминания о Верувине. Полное собрание - страница 20



Когда побитый и мокрый Нори в следующий раз открыл глаза, был уже вечер. Он лежал на берегу реки недалеко от стены, дым немного рассеялся, но заполонил небо и снизу его освещало пламя, в котором горел Тагервинд. Нори прокашлялся, выплюнул грязную воду и перевернулся на живот. По виску у него стекала кровь, голова нестерпимо болела, а всё вокруг было усеяно оружием и мертвецами. Экиат всё ещё трепал одежды убитых, срывал знамёна и переворачивал лёгкие предметы. Между тел шагали лекари и мародёры, раненых забирали в шатры лагеря Ренамира, а мёртвых обыскивали. Мародёры складывали уцелевшее снаряжение в одни телеги, а трупы – в другие. Если же им попадалось что-то ценное, то это вызывало у них искренний восторг и радостные возгласы. Нори снова обернулся на Тагервинд и заметил, что стены частично разрушены и пустуют, цепи откидного моста обрублены и болтаются на ветру, а сам мост перекинут через Таг. Верхнее помещение барбакана было похоже на груду камня и сломанных досок, ворота открыты, будто приглашая в город новых владельцев, а единственный оставшийся на стене красно-чёрный клетчатый флаг с золотым грифоном по центру – изорван и обожжён. Город не выстоял.

Нори почувствовал такое жуткое опустошение и такую сильную боль, что ему захотелось убить самого себя прямо в эту секунду. Всё погибло, и гораздо проще было бы просто умереть, присоединившись на том свете к другим защитникам крепости. Нори пополз по земле, скрываясь за холмиком от мародёров, подобрал чей-то короткий меч, сел на колени и хотел вонзить его себе в живот, но вдруг остановился и замер с поднятым клинком. «Не этого хотел бы мой отец» – подумал Нори. – «Не таким мужем гордилась бы Мирта. Да и почему мужем? Я лишь раз поцеловал её, а смерть навсегда лишит меня шанса дожить до второго раза. И не таким другом, наверное, гордился бы Стафорт. Не такого напарника во мне видел Сабир». Нори опустил меч на землю и задумался. Его жизнь уже один раз перевернулась с ног на голову, и сейчас он увидел шанс поставить её обратно на ноги, пусть даже эти ноги будут в другой обуви.

Нори выглянул из-за холмика и увидел, что один из мародёров приближается к нему. Он сполз обратно, осмотрелся и заметил, что рядом с ним лежит труп солдата Ренамира с пробитой головой. На нём были кольчуга, крашенные в синий цвет пластинчатые наплечники и пробитый шлем с оторванным забралом. Нори вздохнул, помедлил секунду, рванулся к нему и стал стаскивать с него броню.

Когда мародёр был уже в десяти шагах от этого места, Нори вдруг со стоном выполз из-за холма в снаряжении ренского солдата, а Таг за его спиной уносил красно-чёрный потрёпанный сюрко.

– Живой! – вскрикнул мародёр и подбежал к Нори. – Вставай, брат!

Он подхватил Нори под плечо и повёл его куда-то вперёд. Нори бессильно плёлся с поддержкой незнакомца и не мог сказать ни слова от той бури эмоций, что переполняла его в этот момент. Он отказался ехать с Миртой и бежать со Стафортом, не желая быть предателем, но согласился на предательство ради того, чтобы выжить. «Хотя можно ли предать то, что было уничтожено?» – мысленно спросил себя Нори и обернулся через плечо на горящий город. Где-то там лежали все, кого он знал, и где-то там смотрел на небо так и не закопанный отец.

– Тагервиндцы бились, как звери, а? – спросил мародёр, с нездоровой ухмылкой оглядывая мертвецов. – А казалось: что должно было остаться от них после дымки и баллист?