– Побежали к чертям оттуда, но стража нас перехватила, – спокойно ответил Шэйн. – Не вижу тут никакого «покрупнее».
– «Покрупнее» случилось дальше. Галейна так разволновалась из-за вашего ночного визита, что у неё остановилось сердце. Сегодня её торжественно сожгут, прах – в склеп, а останки разнесёт ветер.
– Чтоб её… – прошипел Шэйн и ударил рукой по прутьям.
Его глаза забегали, перебирая в уме сотни возможных исходов этой ситуации. Стаммот усмехнулся и продолжил:
– Этим дело не кончилось! Демилорд Галдис Шефайн настоял на том, чтобы виновники смерти его бабушки понесли наказание сегодня же, и просьбу об этом направил лично лорду Тавишу. Тавиш хорошо знаком с их семьёй и без колебаний согласится на это, так что… наверное, нам пора прощаться.
Стаммот поднялся, снова взял факел и, возвращая в помещение полумрак, пошёл к двери:
– Твои кражи были прямо-таки отдельной эпохой преступности, Змей. Но эта эпоха закончилась.
– Стой! – окликнул его Шэйн и обхватил прутья руками. – Раз уж я сегодня сдохну, принеси хоть поесть, прошу по-человечески!
Стаммот задержался на секунду и кивнул:
– Ладно.
Его грузные шаги начали удаляться по коридору, а затем снова вернулись. Он вошёл в комнату и в прямоугольное отверстие внизу камерной двери просунул железную тарелку с двумя варёными картофелинами и куриной ножкой.
– Негусто, но спасибо и на этом, – поблагодарил его Шэйн и принялся быстро есть.
– А можно мне тоже? – спросил Джуни, но Стаммот проигнорировал его вопрос и ушёл. – Шэйн! Поделись со мной!
Шэйн вёл себя так, будто был один в этом помещении. Он откусил половину картофелины, но тут же с отвращением сплюнул её в сторону; снял руками всё мясо с косточки, положил её на каменный пол и внимательно осмотрел.
– Что ты делаешь? – беспокойно спрашивал Джуни, но ответа не последовало.
Шэйн жевал кусочек куриного мяса и продолжал смотреть на куриную кость, остальное бросил в сторону. Он поставил железную тарелку на ребро, ударил по её дну пару раз и отогнул тем самым нижний край. Острым краем он расположил её на одном из суставов куриной голени, ударил кулаком по плоскости загнутой части тарелки – и вот, куриная косточка уже прибрела острый конец. Далее он поставил острый край вдоль косточки, расколол её пополам, уменьшив диаметр в два раза, а потом взял её и стал быстрыми короткими движениями тереть об острый уголок камерной двери.
Джуни прильнул к прутьям и наблюдал за наставником, но не понимал, что он делает. Шэйн выточил из куриной кости подобие ключа, просунул руки между прутьев и стал понемногу вводить его в замочную скважину двери. Он прижался ухом почти вплотную к замку, левой рукой держал его, а правой двигал косточку.
– Шэйн! – нервным полушёпотом вскрикнул Джуни и попытался потрясти прутья клетки, но они были намертво закреплены.
Через несколько секунд прозвучал щелчок и замок клетки Шэйна открылся. Он снял его, торжественно отбросил в сторону, схватил с пола свою рубаху и вышел наружу.
– Шэйн! – снова крикнул Джуни, широко распахнув глаза.
Шэйн посмотрел на него, подскочил ближе и схватил за воротник:
– Если я ещё раз увижу тебя на улицах Лавардена, без ножа в боку ты от меня не уйдёшь, понял? На!
Шэйн бросил ему импровизированный ключ из куриной кости и поспешил к двери.
В темнице поднялась суматоха, но, когда стража поняла, что произошло, Шэйн был уже в квартале оттуда. Он часто пользовался тем, что немногие знали его в лицо – свободно гулял по городу, не привлекая внимания, и периодически становился жертвой своей клептомании: монета здесь, фрукт там, мешок под награбленное стянуть с чужого седла, и вот – у него уже целый груз из вещей, которые минуту назад принадлежали кому-то другому. Когда случайный прохожий на улице обращал на него внимание, Шэйн уже исчезал за ближайшим углом, забирался на крышу и пережидал там. Он всегда передвигался по городу максимально извилистыми путями, которые хорошо знал и иногда повторял, как и в этот раз.
