Воспоминания. Размышления о былом - страница 32

Немцы прорвали нашу оборону. И там много наших бойцов попали в плен, в том числе и мой отец. По рассказам отца, где-то там же находился лагерь для военнопленных. Он был под открытым небом, обнесён колючей проволокой. Как обращались немцы с пленными, особенно в первое время, всем хорошо известно. Об этом много и писали, и передавали по радио.

Отец находился в лагере довольно долго, примерно с октября 41-го, по начало февраля 42-го года. В начале февраля, где-то числа 7–8, ему вместе с тремя товарищами удалось бежать из лагеря. Они решили любыми способами пробираться в горы, к партизанам. Но добираться решили по одиночке, так как группу легче обнаружить и схватить.

Отец решил по пути заскочить на несколько часов домой. Хотя бы предупредить, что он жив и пробирается в горы. Домой он пробирался несколько суток по ночам. Появился он дома в полночь 10.02.1942. Дом, в котором мы жили – очень старый, одноэтажный. В нём было пять или шесть квартир. С соседом у нас была одна общая стена. Звукопроницаемость была отличная. Стоит чихнуть, и всё у соседей слышно. Если добрый сосед, то он может сказать: «Будь здоров». Но это если добрый сосед…

Соседом у нас был тот самый бывший пленный австриец, который с приходом немцев стал их правой рукой в наведении нового немецкого порядка. Он-то и услышал разговор нашего отца за стеной.

Хотя разговор вели как можно тише, осторожно, чуть ли не шёпотом. Но эта мразь услышала. Да мы и не думали, что наш сосед может донести. Но он это сделал.

Отец сразу же был схвачен немцами. Всё произошло неожиданно. Пришло несколько фрицев с автоматами, схватили отца и увели. Затем вывели на перекрёсток и расстреляли.

Мы, с матерью долго прятались, так как они приходили и искали нас. Трудно представить, что мы пережили. Каково было нашей бедной маме с четырьмя детьми. Она и поседела, и постарела в те часы и дни. Постоянно жить в тревоге, что вот-вот и нас схватят и расстреляют…

Но, видно, в данный момент Бог был на нашей стороне. Нас эта участь миновала. Хотя этот ужас уже никогда не забыть.

А эта гнида, фамилия его была Ударович, ходила по селу с гордо поднятой головой, и он всех ненавидел, всем угрожал. Его все боялись. Прятались, когда его увидят, и его белую повязку на рукаве. Он ещё тогда, когда вошли немцы в село, оставил всех рабочих без куска хлеба.

Сам лично ходил по дворам с немцами, и заставлял показывать, где спрятано зерно, и лично искал, если не уверен был, что всё показал хозяин. Вот, фамилия у него – Ударович, но мне кажется, что он жил под чужой фамилией. Это наверняка не австрийская фамилия. Ведь никто не знал, что он бывший австрийский военнопленный. Это выяснилось уже позже, после его побега, когда за расследование этого дела взялись контрольные органы. Долго он ждал своих, целых 27 лет, и дождался, сволочь. А позже, как только «запахло керосином», эта тварь, эта нечисть-австриец, со всей семьёй внезапно, незаметно (очевидно, ночью), исчезла. Очень жаль, что в нашей степной части Крыма негде было скрываться партизанам. Лес и горы далеко. Этой кикиморе долго бы зверствовать не пришлось.

Отец был расстрелян зимой, в феврале. Тело его лежало в низине, где ранее было укрытие для танкетки. О похоронах не могло быть и речи, не разрешалось никому.

Там он пролежал долго, до марта месяца, когда уже начал таять снег. И в этом укрытии уже была вода. Лежал он в воде, в луже. Только потом, когда ушла немецкая часть, нам удалось похоронить его рядом, в лесополосе, выкопав могилу.