Читать онлайн Никита Седой Смех Лобачев - Воссоединяющее творчество

Мрок.

В окно влетел сгусток прозрачной воды и, блеснув на солнце ослепительным переливом, шмякнулся на мирно сопящего орка. Мрок вскочил и ошалело заозирался, совершенно не понимая, что происходит. Голос снаружи оповестил, что уже утро и пора идти на шахту. Мрок шумно выдохнул и как то сразу весь поник. Медленно он перевел взгляд на топчан которых хранил еще тепло тела и те записи, что он делал ночью, да так и уснул, не дописав стих до конца.

В который раз он помянул добрым словом своего деда, который собственно и научил юного орка грамоте. Вот теперь лежи ночами, не высыпайся, сочиняй. Грустно подумалось ему, хотя сказать по правде о том даре, что был так презираем его соплеменниками Мрок ни капли не жалел. Те минуты, когда он, забыв самого себя, своё стойбище, всю эту рутину и грязь, те мгновения, когда он уносился с головой в волшебный мир прекрасных строчек и волшебных предложений эти моменты очень дорого стоили для него. Если бы дед не научил его грамоте он бы, скорее всего на стенку бы лез от желания выразить всё то, что бушует внутри и вполне мог стать местным сумасшедшим.

Мрок не весело хмыкнул. Его и так считают не от мира сего, а тут бы вообще засмеяли. Но молодому орку было плевать. Плевать на грубые шутки и непонимание окружающих, на презрительные взгляды орчанок, когда он брался за перо все эти помехи переставали для него существовать. Он творил. И не было в этом мире чувства прекрасней.

– Ну, и долго мы будем стенку взглядом подпирать? Его тетка как всегда была сама любезность. Хотя её не чего винить он и вправду может опоздать к началу рабочего дня, от чего бригадир его точно не похвалит. И так не недолюбливали на шахте вечно витающего в облаках Мрока.

Он нехотя натянул куртку, взял в руки кирку, доставшуюся ещё от отца, нахлобучил шапку и вышел под мелки, противный дождь. Вокруг было лишь месиво из земли, навоза и помоев. Все способные работать орки, молча, угнетенно шагали, размешивая жирную грязь в сторону шахты.

Выйдя из неровного строя яранг, он втянулся в живую реку из обреченных и мрачных сородичей. Все они шли, выражая покорность своей судьбе, задавив в себе последнюю надежду души на то, что будет как то иначе.

И тут Мрок остановился, просто встал как громом пораженный. Перед глазами пронеслась вся его дальнейшая судьба. Вот он взрослеет, дни и годы сливаются в одно непролазно-хлипкое месиво, как та бурая каша под ногами. Год за годом он встает и идет в ненавистную шахту, вот он уже не может держать кирку, дни идут к закату, вот они сидит, седой как лунь старик. Он смотрит в выцветшие глаза этого старика, а в них безмолвно кричит один единственный страшный вопрос: почему? Почему ты ничего не изменил?! И такое отчаянье в этом взгляде такая мука, что Мрок невольно делает шаг назад. Кто-то задевает его плечом и кирка выскальзывает из ставших непослушными пальцев, валится в жидкую грязь.

Гофр.

В дверь колотили. Причем делали это уже довольно давно. И видимо от того что кто то сейчас проломит дубовую дверь с кованым засовом, Гофр наконец проснулся. – Гофр, что б тебя об наковальню расплющило! Опять всю ночь на своей штуковине тренькал?! Открывай!!!

В дверь стукнули с такой силой, что запирающий её засов чуть вогнулся внутрь.

Если тебя не будет в кузне через пятнадцать минут будешь тренькать на потеху людишкам без моей вольности. Без кузнечного дела! Дверь снесла ещё один удар и шаги по каменному полу известили Гофра сына Дваина, что истязатель его двери уже уходил в кузню. А это значило, что дядюшка Горн уже уходил в кузню, а это как раз значило то, что он зол до крайности и нужно быстро, что есть мочи собираться в царство молота и наковальни. В кузню.

– И вот так каждое утро, – пробормотал себе под нос сонный гном. Он, аккуратно еле дыша, снял с брюха свою лиру. Нет не так Лиру. Эту вещь передал ему в наследство его отец, живший в этой же келье. Точно так же как он не похожий на других гномов точно так же повернутый на музыке во всех её проявлениях. Точно так же глубоко несчастный, запертый в этой горе. Он так и не рискнул повидать этот мир. Тогда когда был жив его отец, юный дварф не знал что такое белая ворона. Но с тех пор как он провел по струна Лютиниэль (Тонкая, эльфийская работа) он навсегда и бесповоротно влюбился в это музыкальное чудо. Как и в саму музыку. И примерно в это же время понял, почему у его отца не было настоящих друзей. Белая ворона, лировщик, Витающий в Облаках. Это ещё самые лестные клички, которыми его награждали почти все кому не лень. Он стал чем-то вроде местного пугала.

– Смотри вон Гофр идёт, не будешь меня слушаться станешь таким же, как он, музыкантом, – стращали матери своих детей. Гофр давно привык к подобному а вот друзей ему не хватало, правда, не хватало.

Заперев дверь, ворье есть везде, даже в той горе, что он рос, ну если не воришка то какой нибудь шутник, местного разлива, обязательно подбросит ему крысиного помёта. А крыс в подземных городах хватало с избытком. Тяжело вздохнув, он отправился в кузню. Ничего, ничего, думал он ведь скоро выпускной и тогда то вот именно тогда он покажет этим шутникам, что такое белая ворона в действии. А пока что пусть их. Ведь сам Гофр никогда не поднимался за счет опускания, пусть даже словесного, за счёт других. Под такие невесёлые думы он вошел в горячую кузню. Воздух был настолько горячи что об него можно было обжечься. Надевая фартук ученика, он ещё раз вздохнул. Это будет трудный день, ещё один день без музыки. Но вдруг его губ коснулась робкая улыбка. Ночь то… подумалось ему  Ночь вся моя.

Придя домой с лицом, пропитанным кузнечным жаром и руками привыкшими брать раскаленный до кросна метал без щипцов, он тут же схватил Лютиниэль и бережно обнял её, старательна стараясь, что бы лютня не расстроилась.

– Как долго, дорогая. Шептали губы гнома, – как долго. И святые звуки заполнили тесную комнату.

Разминку уже закончили. Молодые да ранние гномы уже показали, на что были способны. Юрлинги выглядели очень и очень подавленными и пристыженными. А всё от того что их в который раз по малолетству (старшему едва стукнуло 60) их не пустили в Большой Мир. Ну и поделом подумалось Гофру и он бодро и что то насвистывая встал на положенное места в строю.

Доспехи сверкали как зеркала, даже в свете факелов от них отсвета можно было зажмуриться. И все равно бы это не помогло. Так старались выпускники.

– Дети мои, благородные дварфы, – возвестил Трор, Каменный Царь. – Сегодня настает тот светлый для вас и горестный для нас день. Сегодня… – он выдержал театральную паузу. Сегодня вы выйдете в Большой Мир. Каждый из вас, а это уж я знаю не по наслышке, – взгляд его блуждал от одного бородатого выпускника к другому. Обучен в совершенстве кузнечному делу, – взгляд его цепких, чрезвычайно внимательных глаз на секунду остановился на Гофре. Гофр взгляда не отвел. Но постарался предать взгляду теплоту, как мог. – А посему вы не умрете с голоду даже в самом паршивом городишке людей. Ежели Судьба заставит вас появиться в оном. А сейчас да начнутся выпускные показательные состязания!

Первым был сам Гофр он предоставил на совет Мастеров своё, именно им выпестованное оружие. Это было что то наподобие обоюдоострого топора, почти бердыш, только замысловато выкованные лезвия, как у секиры, были сделаны из очень тонкого но очень прочного металла. В строю зашептались, что же это такое да эта задумка не выдержит удара по шлему, самой плохой работы, погнется. Но тут Гофр пояснил своим соплеменникам как они не правы. Обоюдоострый жезл крутившийся в руках дварфа начал отбивать искры из под его ног. Он вертел своим оружием так быстро что движение маленьких секир по краям жезла сливались в один светящийся круг.

Все затаили дыхание, а ну как выронит, но тут под удивленные возгласы обоюдоострая секира начала выбивать искры из пола древней залы! Что тут началось, высокие в сословии и маленькие по значимости слои общества повскакивали со своих мест и начали хвататься за головы. Как же так, что эта белая ворона себе позволяет?! Портить такую дорогую мозаику на мраморном полу. А что от его деяний брызнули проч рыбы, которые были наколдованы ещё в сотворение этой залы одним из Великих Древних Магов вообще не поддается никакому описанию.

Но король, ни издал не звука, а лишь строго посмотрел на двух стражей в полном доспехе стоявших по левую и по правую руку от трона. Поскольку личная стража Каменного Короля понимала государя по первому взгляду они так и остались на своих местах. Да ещё и делали вид, что от них не исходило никакой инициативы, вообще.

А Гофр тем временем разошёлся не на шутку. Держа Посох Музыканта широким хватом он нажал на одно из не заметных углублений в нём и две секиры с небольшим лязгом стукнулись об многострадальный пол, в который раз вызвав волну негодования у простых, и не очень, зрителей.

-А сейчас начнётся самое интересное, – прошептал мокрый от пота музыкант. А посмотреть было на что.

Два обвеса начали медленно вращаться, сначала один а после и оба. Ох не зря он тренировался с Саблезубым ( это он так ласково называл своё творение) у себя в келье. Он вращал миниатюрные секиры так резво что во первых ни одна при вращении не задела другую, а во вторых он вращал этих ручных монстров так что даже будучи вращаемыми наперехлест они не соприкасались друг с другом.

– У-у-у-оп-па! – и только что крутившиеся жернова смерти с металлическим лязгом цепей втянулись обратно. На это понадобилось совсем чуть чуть кузнечной магии. И вуоля: эффект произведен. Публика ждет расправы над сотрясателем устоев. Значит всё идет так как он и планировал. Успокоив дыхание и вытянувшийся в полный рост он резким, сильным движением вырвал из бороды волос. Приблизил его к одной из своих придумок и провел по лезвию. Все так и ахнули! Вторая половинка волоса упала на ничуть не пострадавший пол, упала в гробовом молчании. А затем послышались такие неторопливые, но такие желанные сердцу юного дварфа аплодисменты.

Это хлопал Каменный Король.

Мрок не понимал, за что судьба его так не любит. Да бросил рудники, да оставил одну тётушку. Но. но. Но зачем же с ним так. Он учуял запах саблезубого только когда тот уже вышел поохотиться за ним, а это почти при любой расстановке сил означало верную смерть. Одному ни за что не справиться с этой тварью да и в вдвоем и даже втроем это не всегда удавалось а уж теперь… Но что поделаешь он бежал. Бежал так как не бегал ни разу в своей жизни. Но отдаленное порыкивание возвещало о том, что эту гонку он проигрывал и проигрывал очень и очень быстро.

 Он выбрал место. Опушка в девственно прекрасном лесу, наполненная солнечным светом. Чем не место для смерти. Лежать ему теперь на этой чудесной опушке очень долго и не отдыхать, а именно лежать. Мертвым.

 Он встал на встречу звукам, обнажил меч, отбросив уже не нужные ножны в сторону. Заплечный мешок полетел туда же.

 " Ну давай. Подумалось ему. Подходи. Так просто я не сдамся." В голове все мысли перемешались в кашу. А губы читали молитву всем известным Богам.

 Выворотень вышел на опушку медленно. Почти вальяжно. Он не торопился. Ведь добыча сама стоит и не бежит больше. Куда спешить?

 Он грациозно, чуть с ленцой начал обходить опушку по кругу. А у Мрока сдали нервы и он яростно крикнул, почти выплюнул: – Чего же ты ждешь?! Ну давай же, давай!!!