Могло показаться, что молодые люди на первом свидании. Опять, как в тот день знакомства позапрошлой осенью. Они шли рядом, но между ними словно возникла невидимая стена, преграда из молчания и невысказанных чувств. Но это была встреча, которая в любой момент могла стать последней. Последняя попытка понять друг друга, последняя надежда на примирение.
Рустам долго шёл молча, он вышагивал чуть впереди Ясмины, как будто боялся смотреть ей в глаза. Было заметно, что он подбирает слова, ищет нужные формулировки, или просто хотел казаться озабоченным больше, чем это было на самом деле. Его походка была неуверенной, в его движениях чувствовалась нерешительность и внутреннее напряжение.
– Ты вчера кинула эту штуку на стол и ушла, – начал, наконец, Рустам, его голос казался обиженным, оскорблённым. Он выбрал самые простые слова, лишенные всякой романтики. – Ты знаешь, так не делается!
– Так не делается? – Ясмина говорила спокойно, ровно, но в душе у неё уже разгорался огонь. Её спокойствие было лишь внешним, маской, прикрывающей бурлящие эмоции. – Ты мне только перед этим сказал, что нам надо расстаться… Я что, после этого, руки тебе целовать должна?
– При чём здесь руки целовать? – продолжал Рустам, изображая раздражённость. Он пытался спрятать свою вину за маской негодования. – Это элементарное уважение. Если его нет сейчас, о чём вообще можно говорить?
Слова Рустама были холодными, расчётливыми, лишенными всякой нежности. Он пытался перевести внимание с главной темы на второстепенные мелочи, избегая ответа на самые важные вопросы. Он был не готов к серьёзному разговору, не готов принять существующую проблему.
Ясмина остановилась, её тело напряглось. Она посмотрела на Рустама, и в её глазах он увидел не только гнев, но и глубокую боль, разочарование, и окончательное понимание того, что между ними больше ничего нет.
– Ты меня позвал про уважение морали почитать? – сказала Ясмина, начиная терять терпение. – Или всё-таки обсудим нашего с тобой ребёнка?
– Стой-стой, придержи коней! – Рустам наигранно засмеялся, пытаясь разрядить обстановку, но его смех звучал слишком фальшиво. – У нас с тобой пока ещё нет никакого ребёнка.
– Есть, Рустам, он внутри меня, и я его чувствую! – Ясмина произнесла эти слова твердо, уверенно, не давая ему усомниться в сказанном.
– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Давай так, пока не поздно, пока в тебе не проснулись эти ваши материнские чувства. Давай поставим на паузу… Я всё организую… Я всё оплачу… – Рустам говорил быстро, торопливо, стараясь не смотреть ей в глаза.
– Поставим на паузу? Что ты хочешь этим сказать? – Ясмина сразу поняла, что он имеет в виду, но хотела, чтобы он повторил это. Сказал напрямую, без намёков, без увиливаний.
– Ну чего ты тупишь? Я хочу, чтобы ты сделала аборт. – Слова вылетели из его рта, словно ядовитые стрелы. Он наконец-то сказал это вслух.
– Аборт? И что потом? – Ясмина спрашивала спокойно, стараясь сдержать эмоции, хотя внутри неё всё кипело от негодования.
– А потом я поговорю с отцом. Скажу, что хочу на тебе жениться.
– А как же дочка дяди Карима, или как там его?
– Ты сначала сходи к врачу, всё красиво сделай, а потом ход за мной.
– Слушай, Рустам, ты сейчас со мной так разговариваешь, как будто мы на сделку идём.
– Сделка. Ну, представь, что так и есть. Это наша с тобой сделка.
– А что, если… я откажусь?
