– Иди к себе в комнату, нам с гостем поговорить надо, – сказал Глухарёв страусёнку и, выключив телевизор, пригласил меня сесть.
Я сел рядом на диван, и мы молча уставились в стену.
– Где вы его нашли?
– Там, где она его оставила, в песочнице.
Возникла пауза.
– Вы хотели его ей вернуть?
Глухарёв кивнул. Мы надолго замолчали.
– Вы меня, извините, но я должен задать вам очень важный вопрос. Вы видели, кто убил судью?
– Нет… – ответил он, поводя головой. – Я взглянул в окно, уже после того, как его мать убежала… а когда взглянул, голова судьи уже была в крови… А потом я пошёл за мальчиком, – сказал Глухарёв, вперившись взглядом в пустоту.
– Я думаю, она, правда, хотела его убить, – добавил он спустя паузу, повернув ко мне лицо с блестевшими от слёз глазами.
Потом мы ещё немного посидели, не проронив ни слова, после чего я попрощался и ушёл. Я не стал спрашивать его о ферме, о том, почему он решил оставить мальчика у себя, почему он заботился всё это время о нём. Разве я получил бы из его ответов что-то новое? Ведь не обязательно состоять в каком-либо родстве, чтобы помогать другому. Забота должна быть направлена ко всем, кто в этом нуждается. Рано или поздно у каждого наступает момент, когда смысл своего существования заключается в заботе о жизни другой твари. У кого-то это случается в счастливые моменты, при появлении семьи, а у кого-то, как у меня и Глухарёва, в не очень счастливые: когда мы отодвигаем себя на дальний план, потому что на переднем нам уже ничего не светит.
И теперь настала моя пора позаботиться о Волчонкове.
Я сделаю всё, чтобы освободить тебя. Чего бы мне это ни стоило.
Всё, что я знал о системе местной охраны, это то, что на всех четырёх углах находились будки. Но находились ли там часовые?
Мы выглянули из-за парапета. Их там не было.
Раздался знакомый звук, и внизу на площади мимо нас проехал часовой на велосипеде.
– Он один, – шепнул Акелий мне на ухо.
Объехав круг, велосипедист появился снова.
– Скорей, – подгонял меня Акелий.
Акелий подал мне верёвку. Повсюду опять раздавался звук велосипеда. Я перебросил верёвку через площадь, где она закрепилась крюком за наружную стену тюрьмы.
– Крюк, – скомандовал я Акелию.
Акелий дрожал, кажется, я тоже.
Он вложил в мою руку крюк, и я с помощью него зафиксировал верёвку за парапет.
Снова раздался звук велосипеда.
Я колебался.
Мы сели за парапетом и стали ждать.
Пробило четыре часа. Время шло. Всё меньше шансов на успех.
Я поднялся и принялся перелезать по натянутой над площадью верёвке. Добравшись до стены, я взмахом руки позвал Акелия следовать за мной.
Оказавшись на свободе, я помог ему спуститься со стены. Я обнял его за плечо.
– Сынитар… – сказал Акелий и поднял на меня глаза, – если б мама видела.
Мы двинулись в путь.
