Я все еще не представляла, что они означают и как работают, знала только, что мы с Нурой попали сюда с их помощью. Вот пример важного умения, которое могло мне пригодиться, но я им не обладала.
По этой причине или просто потому, что мне требовалась четкая цель, к которой можно стремиться, я сосредоточилась на попытках в них разобраться. Скопировала все символы, с точностью повторяя каждый штрих. Иногда для этого приходилось накладывать сверху бумагу и обводить линии.
Шли часы. Солнце село, и я зажгла фонарь. В дом идти не хотелось: я боялась не удержаться и дать Максу пощечину, если он осмелится посмеяться надо мной.
Я снова и снова вычерчивала символы, точно так же как в свое время отрабатывала танцевальные движения, запоминая, запечатлевая в себе, разбирая на частицы себя и их, пока мы не сливались в единое целое. Я была полна решимости взять эти проклятые символы измором.
Мне это было необходимо.
Я понятия не имела, насколько засиделась, пока позади не открылась дверь. К тому времени меня, как баррикады, окружали сложенные повсюду кипы бумаги.
– Не мое дело, конечно, но ты собираешься остаться здесь на всю ночь? – спросил Макс.
Я не обернулась. Уверенная рука не дрогнула, продолжая вычерчивать очередной круг. Спокойно. Методично. Я придумала себе систему: каждому символу полагался свой цвет чернил.
– Если понадобится.
– У меня зубы от тоски сводит от одного твоего вида.
Я не нашла, что ответить. Глубоко внутри вспыхнул гнев.
– Ты вообще знаешь, что это? – продолжил он.
Пальцы так сильно сжали ручку, что та чуть не переломилась.
– Нет, – сквозь зубы прорычала я. – И не думаю, что ты мне поможешь.
– Скорее всего, в Ордене тебя не будут о них спрашивать.
На сей раз я не сумела сдержаться, вскочила на ноги и резко повернулась к Максу, все еще сжимая ручку.
– Я знаю! Мне просто нужно… мне надо…
Аранские слова ускользали, оставляя рвущееся наружу разочарование. Я уставилась на Макса, прислонившегося к дверному косяку.
Мне хотелось кричать: «Кто так сильно тебя обидел, что ты можешь только мешать тем, у кого есть действительно важные дела? Почему тебе так необходимо выплеснуть на Ордена свою злость? Почему ты тащишь меня на дно следом за собой?»
Но все, что я сумела вслух выдавить по-арански, звучало как:
– Почему в тебе столько ненавистей?
– Что?
Его замешательство, вполне объяснимое, разозлило меня еще сильнее. Я с размаху бросила на пол ручку и, тщательно выговаривая каждое аранское слово, произнесла:
– Почему ты ненавидишь Ордена? Почему ты ненавидишь меня? В чем дело?
– У меня нет к тебе ненависти, – ответил Макс, чем разозлил меня еще сильнее.
– Это неправда!
Я потрясла головой.
– Мне все равно, можешь ненавидеть меня здесь, – я дотронулась до сердца, – или здесь… – Я коснулась виска. – Но твоя ненависть в том, как ты со мной поступаешь. Почему? Что я тебе сделала?
– Ты тут ни при чем, – уже мягче ответил Макс, но меня больше не интересовали крохи доброты.
– При чем! – закричала я. – Это моя жизнь!
Я сморгнула, и перед глазами снова всплыло тело Эсмариса, глаза Серела, руки всех мужчин, для которых я танцевала, чтобы уехать оттуда.
– Ты знал, что в Трелле я была рабыней?
Он молчал, разглядывая меня.
– Знал? – повторила я.
– Нет, – тихо ответил он.
– Я столько пережила, чтобы добраться сюда. Мне пришлось убить человека. Мой друг… – Мне не хватало словарного запаса, чтобы объяснить, что сделал для меня Серел. – Я бросила самых важных в жизни людей… Я нужна им. Я не могу их подвести. Мне нужно это, чтобы им помочь. – Я показала на рисунки. – У меня нет ничего, кроме Орденов. Я бессильна. Ордена мне нужны. Они нужны тем, кого я оставила.
