Егор с тремя товарищами нашли одного отморозка и слегка охладили его пыл. Правда пришлось быстро сваливать. Пацан оказался так себе – верещал, как баба, пока ему пробивали фанеру. Но даже это не остановило Егора. Он был доволен вылазкой. Хоть Костя и четко приказал, не жестить, никаких увечий. Они должны быть выше этого. То, что пострадал Макс, останется на совести Мишиных прихвостней. К тому же, по мнению Кости, Макс сам виноват. С последним Егор был не согласен, но перечить не стал. В его «кодекс чести» входила дружеская солидарность, да и за товарища отомстить стоило. А то распоясаются, будут потом думать, что всё можно. Честно говоря, хотелось не просто выловить уродов, а ещё и навалять как следует, но Костя запретил.
Сдержаться было сложно, особенно вспомнив рожу Макса, но Егор сумел сделать нужные внушения своим парням (и то, что его послушались, лишь укрепило осознание, что он действует правильно). В общем, всё вышло тип-топ, если не считать крикливого петуха.
Разошлись по домам уже после двух, а подскочил Егор с кровати в районе шести, едва батя с мамкой свалили на рабочую электричку. Теперь у него был целый свободный день.
Отряд собрался в шесть тридцать в условленном месте. С утра пораньше хотели решить, что делать со штабом. Если боевые действия затянутся, нужно где-то собираться. Завтра матушка Макса вернется домой и нужно было свалить куда-то из квартиры, но время еще было.
Славик стоял в тени клена на детской площадке. Был он загорелым, серьезным, дотошным и всегда казался Егору выходцем из какой-то Узбекской республики или Киргизской… Егор вечно их путал. Хотя разрез глаз у Славика был широким, Егору все равно казалось, что в роду у него были южане.
Где-то вдали послышался перестук колес и прокричала уходящая на завод электричка. Всё, утренняя толпа взрослых ушла, втянулась в чрево железной гусеницы и укатила на работу. Теперь можно вздохнуть чуть свободней.
Егор подошел к Славику и пожал крепкую ладонь. Буквально тут же подтянулся Серый. Все были в сборе, можно выдвигаться.
– Что будем искать? – спросил Славик.
– Подвал, желательно необитаемый, – пояснил Егор.
Искали почти час, но всё либо было закрыто, либо кем-то уже обжито: валялись свежие бычки, пустые банки из-под пива, местами использованные презервативы. После того как все поголовно повадились ставить металлические двери на подъезды, попасть внутрь стало трудно, поэтому компашки «обживали» подвалы.
Раньше нельзя было выйти из квартиры, чтобы не наткнуться на вальяжно развалившихся на ступеньках подростков. Они играли в карты, бренчали на гитаре, беззлобно переругивались. Взрослых мужиков и пожилых жильцов пропускали в полной тишине, казалось, боялись их, кого-то уважали. Но стоило выйти в подъезд симпатичной девушке или молодой женщине, начинался галдеж. Свистели, отпускали сальные шутки, ржали, демонстрируя свои умственные способности на уровне имбецилов. Егор ненавидел проходить мимо таких компаний. Ему обязательно доставался тычок в бок или подножка. Несколько раз он падал, впечатываясь в стену под дружный гогот и обидные замечания. Но отвечать было нельзя – компания мгновенно теряла веселость и начинала агрессивно прессовать решившего сказать хоть слово против. Но тогда Егор и не мог ничего им противопоставить. Тогда он еще был другим: забитым, зажатым, стеснительным подростком без друзей и отцовской защиты. Мать-одиночка ни у кого не вызывала страха и не внушала уважение.
