АРИЭЛЬ. Судный день.
ШЕКСПИР. Я подумал, что лучше всего… (Пауза. Смотрит на свои руки). Я подумал, что лучше всего, учитывая обстоятельства… (Встречается взглядом с АРИЭЛЬ).
АРИЭЛЬ. Пальцы мертвецов.
ШЕКСПИР. Продолжить репетицию. Ты понимаешь, что я подразумеваю под злом, Дик?
(РИЧАРД ТРЕТИЙ спокойно снял горб и маску, и оказалось, что это не Бёрбедж, а Кристофер Марло.
МАРЛО (лишившись гротескного голоса и манеры). Да, давай поговорим о зле, Уилли. Пойдем в театр.
ШЕКСПИР. Вы не Бёрбедж.
МАРЛО. И чувство юмора тут необходимо. Надо помнить, сколь очаровательно зло.
ШЕКСПИР. Марло? Кристофер?
МАРЛО. И мертвые тела. Трупы – это восторг.
ШЕКСПИР. Вы – не актер.
МАРЛО. Я – мертвый драматург. Режиссеры меня любят.
ШЕКСПИР. Что вы сделали с Бёрбеджем?
МАРЛО. Выдержка, Уилл.
ШЕКСПИР. Это театр «Роза», и вы должны быть Бёрбеджем, и я ищу мистера Хенслоу, и вы еще не мертвы.
МАРЛО. Выдержка, выдержка, выдержка, выдержка, выдержка…
(Гром и молния. Затемнение. Очень короткая пауза. Потом…)
(БЁРБЕДЖ говорит в темноте с балкона).
БЁРБЕДЖ.
Считают пусть – Макиавелли мертв;
Душа перелетела через Альпы…
(Свет падает на БЁРБЕДЖА, он там, где стоял МАРЛО, играет роль, молодой, но уже производящий впечатление, не декламирует, но говорит с напором, иронией. ШЕКСПИР наблюдает на пару с АРИЭЛЬ. ХЕНСЛОУ и АЛЛЕН наблюдают с другой стороны сцены).
…И прибыл он сюда, к своим друзьям.
Пусть я кому-то здесь и ненавистен…
ШЕКСПИР. Дик? Дикки? Это ты.
БЁРБЕДЖ. Мои друзья даруют мне защиту…
ХЕНСЛОУ. Хватит.
БЁРБЕДЖ. Пусть знают все, что я – Макиавелли…
ХЕНСЛОУ. Остановите этого человека. С ним скучно.
БЁРБЕДЖ. ПУСТЬ ЗНАЮТ ВСЕ, ЧТО Я…
АЛЛЕН. Прошу извинить, Бёрбедж. (БЁРБЕДЖ замолкает, смотрит на него). Действительно, старина, я не хотел вмешиваться, но, знаешь ли, нет, нет, НЕТ, это не то, что я имею в виду, совершенно не то. Если честно, что ты там делаешь?
БЁРБЕДЖ. Чего-то не хватает, мистер Аллен, сэр?
АЛЛЕН. Ты уж извини, Дикки, и, пожалуйста, без обид, я знаю, ты тоже актер, в каком-то смысле, но мистер Хенслоу и я просто хотим понять, вкладываешь ли ты в это все, что у тебя есть?
ХЕНСЛОУ. Это скучно.
ШЕКСПИР. Простите меня, но…
БЁРБЕДЖ. Бог в своей мудрости даровал некоторым больше таланта, чем другим, Нед.
ХЕНСЛОУ. Это совершенно очевидно.
АЛЛЕН. Если это и так, используй все, что у тебя есть, парень. Ты должен быть злобным. Именно ЗЛОБНЫМ, Дик. Это злоба? Ты играешь все это обаятельно, словно продаешь рыбу.
БЁРБЕДЖ. То есть на продавца рыбы я не тяну? Я оказался не в той пьесе?
ШЕКСПИР. Прошу меня извинить. Мистер Хенслоу?
АЛЛЕН. Будь справедлив, Дик. Если в прологе ты не создашь требуемого отношения к этому отвратительному итальянскому типу, потом у меня возникнут серьезные трудности, ты это понимаешь?
БЁРБЕДЖ. Если честно, Нед, о вас я совершенно не думал.
АЛЛЕН. Так о чем ты тогда думал?
БЁРБЕДЖ. Я думал о пьесе, Нед.
АЛЛЕН. И как называется пьеса, Дик?
БЁРБЕДЖ. «Мальтийский еврей» Кристофера Марло, когда я заглядывал в нее последний раз.
АЛЛЕН. Мне без разницы, кто написал. Кто играет еврея?
БЁРБЕДЖ. Я думаю, вы, Нед. Или вы не знали?
ШЕКСПИР. Мистер Хенслоу?
АЛЛЕН. И на кого, ты думаешь, эти бедолаги придут, потратив их жалкие пенсы? Кого заходят увидеть на сцене? Ричарда Бёрбеджа, компетентного, но неизвестно почему подавленного и саркастичного актера второго состава, или МЕНЯ, Эдуарда Аллена, трагика столетия?
