Известно, что в стремлении «сокрушить феодально-религиозную культуру прошлого» особенно неистовствовали тибетские хунвэйбины, вернувшиеся после обучения в пекинских вузах. Именно они сровняли с землей Ганден.
Но известно и другое. Монастырь Сера, храм Джокан, дворец Потала уцелели потому, что по указанию премьера Чжоу Эньлая Народно-освободительной армии было приказано не подпускать хунвэйбинов к этим историческим памятникам. У феодалов и монастырей, которые участвовали в мятеже 1959 года (как, например, Дрепан), пашни и пастбища были конфискованы. У тех, кто не участвовал в вооруженных выступлениях (например, Ташилумпо), средства производства были выкуплены.
После двух бурных десятилетий жизнь Тибета лишь в 80-х годах вернулась в нормальное русло. Дабы возместить нанесенный ущерб, было решено сосредоточить усилия на трех направлениях: экономическое развитие, воспитание местных кадров, возрождение национальной культуры. Даже при всех допущенных перегибах ликвидация феодальных отношений вызвала заметный рост производительных сил. Крестьяне впервые стали хозяевами своих полей и пастбищ. Земледелие и скотоводство к тому же полностью освобождены от налогов. В результате Тибет ежегодно собирает более 650 тысяч тонн зерна – по 300 килограммов на душу населения. Поголовье скота приблизилось к 25 миллионам (в пятидесятых годах аналогичные показатели были втрое ниже). Автономный район полностью обеспечивает потребности коренного населения в ячмене и масле, а шерсть и кожи даже экспортирует.
Средняя продолжительность жизни тибетцев увеличилась с 35 до 65 лет. Если во время моего первого приезда население Тибета составляло 1,1 миллиона человек, то теперь оно возросло почти до 3-х миллионов. Так что утверждение, будто этот край «вымирает» или «китаизируется», беспочвенны. Китайцев в автономном районе около 80 тысяч (менее 4 процентов). Почти половина из них сосредоточена в Лхасе. Это строители, врачи, учителя, обычно работающие по контрактам.
Как же живется нынче тибетским труженикам? Мы обычно представляем себе Тибет как край преимущественно скотоводческий. По территории это действительно так. Если же говорить о населении, то три четверти сельских жителей занимаются тут земледелием.
В долине реки Кичу, к западу от Лхасы, живет крестьянская семья, на чьей усадьбе мне довелось побывать. Церин и Чодрон женаты 25 лет. Оба они из здешних мест. Их отцы и деды были крепостными монастыря Дрепан. Они платили оброк за участок земли, который им было разрешено обрабатывать. Кроме того, приходилось трудиться на барщине: сеять и жать монастырский ячмень, ухаживать за скотом. Но особенно донимала их ула – произвольные и непредсказуемые формы трудовой повинности. Потребовалось, к примеру, настоятелю поехать из Лхасы в Шигатзе – крепостные обязаны были предоставить нужное число верховых лошадей и вьючных яков, продовольствие и фураж.
Для Церина и Чодрон все это лишь воспоминания детства. Они унаследовали от родителей почти гектар пашни, которую те получили во время реформ 1959 года. Нет теперь ни оброка, ни барщины, нет ненавистной ула. К тому же государство на десять лет освободило тибетских крестьян от налогов. Хотя на усадьбе шесть едоков и всего два работника (старшая дочь учительствует, остальные трое детей учатся в школе), семья не нуждается. В хозяйстве четыре яка и три коровы. Половину земли засевают ячменем, на остальной растят овощи. Из собранного зерна для пропитания нужна примерно треть. Почти столько же идет на ячменное пиво и самогон, именуемый ара (не только по названию, но и по вкусу похожий на монгольский арак). Остальной ячмень, как и в других семьях, приходится обменивать на ячье масло и чай.
