Дед сделал шаг вперёд.
Женя понял, что будет сейчас, отошёл в сторону, отвернулся и
зажал уши…
Раздался выстрел.
…Потом Женя бежал, не разбирая дороги, и плакал, и деду пришлось догонять его…
Наконец он остановился, и дед подошёл к нему.
– …Он не хотел умирать… – сказал Женя.
– Но он не мог жить, – сказал дед. – Так надо. – Вздохнул, задумавшись о чём-то. – Как на войне....Да и в жизни тоже… – обнял внука за плечи. – Пошли, сынок… Надо идти…
Двор перед домом матери.
…Андрей с Женей возятся во дворе с мотоциклом. Разбирают
мотор, смазывают, чистят… Детали аккуратно разложены на газете.
Андрей, бодрый, абсолютно трезвый, напевает под нос арии
из опер.
– Не люблю я эту современную трескотню, – словно оправдываясь, говорит он. – Души никакой, а слова… ужас… – и
снова продолжает: «… Я люблю вас, Ольга… Я люблю вас, Ольга»… Чув- ствуешь? Или вот это: «Что день грядущий мне
готовит… Его мой взор напрасно ловит»…
Андрей смотрит, как ловко Женя управляется с мотоциклом, улыбается.
– Что это? – спрашивает он потом, поднимая с земли деталь.
– Звёздочка, – уверенно отвечает Женя.
– Точно, она. А какая?
– Ведущая.
– Молодец. Шурупишь здорово. Ставь её на место.
– Хотите, вслепую? – спрашивает Женя.
– Попижонить? Ну, давай…
Женя продолжает работу с закрытыми глазами.
– Вот это да… ученик… ну ты даёшь…
– Опять разборка-сборка? – интересуется, проходя мимо, 35
сосед. – Когда же вы на нём ездить-то будете?
– А это интереснее. Ездить каждый дурак может…
– отвечает Андрей.
И всё же, когда ремонт закончен, они заводят мотор и лихо
выезжают со двора. За рулём Андрей, Женя – за ним…
Шоссе за городом.
Мотоцикл мчится на приличной скорости.
Но теперь за рулём – Женя…
Андрей сидит сзади, крепко обняв Женю, и поёт во всё горло:
«…О дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить»…
Женя улыбается…
Школа. Актовый зал.
Школа. Идёт репетиция спектакля. На этот раз, видимо, гене-ральная. Это заметно по одежде актёров. Диман – в чёрном костюме (явно с чужого плеча), на рукаве – свастика, в глазу монокль, который он удерживает с трудом. Лица молодогвардейцев в крови
(вишнёвый сироп), одежда изорвана в клочья. Они стоят, прижавшись друг к другу.
– …Увести! – кричит Диман, и трое других гестаповцев прини-маются вырывать из строя ребят, несмотря на их отчаянное сопротивление.
Одна из девочек (типаж Любки Шевцовой) запевает «Интернационал». Её поддерживают товарищи. Затем – и это, видимо, главная задумка режиссёра – им начинают подпевать зрители, которым подаёт знак пышногрудая пионерка Мальцева (пока что это
только 10 – 15 учеников, двое учителей – девушка в спортивной
форме и пожилой человек с орденской колодкой на пиджаке, врач, уборщица в синем халате).
Двое ребят из младших классов закрывают занавес. Один
из них при этом падает, сорвав с колец часть материи.
Несмотря на это, Иван Петрович, директор школы (человек
с большим животом и привычкой дёргать себя при разговоре
за мочку уха, в то же время громко причмокивая) аплодирует
и хлопает по плечу Вадима – режиссёра спектакля.
– Браво, Дунаев, у тебя талант… Получилось лучше, чем
в кино… Есть, конечно, шероховатости (смотрит на мальчика, 36
порвавшего занавес), но это ничего… Готовьтесь… – и уже тише, одному только Вадиму: – Всех наградим грамотами…
Дом деда. Комната Жени. Мансарда.
Женя сидит за уроками. Звонит телефон. Долгие гудки. Бабушки нет дома, и Женя идёт в холл, поднимает трубку.
