Успокаивало одно: к людям эти следы не вели, о жертвах люди не слышали, тревожных объявлений власти города не делали. Надежда на то, что случайно попавшая в окрестности Леавора стая оборотней безобидна, имела все шансы.
***
Дни до бала пронеслись вереницей волнительных, полных предвкушения, надежд и ожидания моментов.
Из дома Форрилей Элге больше никуда не выезжала, но Зоратты нашли способ связи с нечаянной узницей. Каннелия, госпожа наставница, исправно являлась на занятия и проносила послания от Вир и Бьорда в книгах и рабочих записях. Спокойная до флегматичности, не задающая лишних вопросов. Надёжная. Преданность Каннелии своему шефу поражала. Выдержка перед Форрилями, которым не приходило в голову проверять целительницу – тоже. Элге смогла быть в курсе того, что предпринимал зять в подготовке к её исчезновению. Магическую бумагу заговорщица берегла, передавая несрочные ответы для зятя через Каннелию.
Тайные письма ознакомили с несложным планом Бьорда по выманиванию девушки из дома в нужный день: всё выглядело просто, но эффективно, и этого дня она ждала с большим замиранием сердца, чем поездку на бал. Послания зятя и сестры после прочтения отправлялись в камин. Огню достался и план части дворца: Элге выучила его наизусть.
Леди Бритта по десятому разу заставляла сына и невестку репетировать бальные танцы: плавную, чувственную венгорсу, открывающую бал, медленную гверану, состоящую из неторопливых шагов, лёгких касаний ладоней и локтей и длинных взглядов глаза в глаза, быстрый хонтис, любимый и знатью, и народом за простоту движений.
Мад всё чаще проводил свободное время дома, стремясь быть поближе к жене, но его присутствие у Элге ничего, кроме досады, не вызывало.
А лорд Тивис нервничал, пусть и прятал эмоции от семейства.
***
– Какая же ты красивая.
Элге обернулась не самым изящным образом, больше дёргано и нервно.
Одетый к выходу Мад обжигал её взглядом, который так недавно вызывал нежность и трепет, а теперь – пустое равнодушие.
Её собирали сразу две служанки: в то произведение портновского искусства, которое сотворили для вечера лучшие мастерицы городка, самостоятельно упаковаться не было никакой возможности. Корсет, жёсткий подъюбник, ворох нижних юбок из тончайшей полупрозрачной материи, само платье из благородного шёлка глубокого синего оттенка, украшенного россыпью мелких камушков и мерцающей вышивкой, нежное кружево по линии декольте и на рукавах. Из огненно-рыжих волос соорудили сложную высокую причёску, длинные завитые локоны которой элегантно спускались вдоль шеи на одно плечо. С выбором украшений помогала леди Форриль: сапфиры и бриллианты, и от обилия синего даже глаза Элге приобрели в густой зелени заметный синеватый оттенок. Ей подкрасили лицо, выделив глаза, которые благодаря умелой подводке смотрелись особенно выразительно, слегка тронули скулы нежным румянцем, а с цветом краски для губ Элге всё же рискнула поспорить и наотрез отказалась от слишком, на её взгляд, яркого оттенка. И да, ей понравилось отражение в высоких зеркалах: хорошенькая, даже эффектная молодая женщина, только взгляд в тени густых длинных ресниц оставался тревожным и грустным.
Не спрашивая разрешения, муж прошёл в спальню и приблизился к ней на расстояние пары ладоней – ближе не пускали пышные юбки. Элге следила за ним молча, машинально отметив про себя, что его костюм и в этот раз идеально гармонировал с её платьем: они, должно быть, красиво будут смотреться рядом со стороны, как и положено любящей паре, которой предстоит находиться в центре внимания и много танцевать.
