Возвращение с Лоэн. Роман - страница 48

Доктор Эйнбоу заулыбался, уже почти засыпая: «Кому пришли эти великие мысли в голову? – мне. Завтра я скажу об этом… кому-нибудь… Я, кажется, нашёл формулу независимости и равенства между двумя полюсами – мужским и женским, формулу их равновесия… Но Лоэн… Лоэн… В её глазах, пожалуй, страшно много Солнца. И чудовищно много Луны. Язычество какое-то… Но в них есть и звёзды, много звёзд»… Доктор уснул. Крепко. И ему приснился эротический сон, где были он и Лоэн.

Ресджи разбудила его, не дав закончиться сну. Он его «уловил за тень». Приятный был сон, и он не стыдился за него ни перед собой, ни перед любимой им Ресджи – там была нежность и гармония. Он подумал о Джеральде. Теперь он испытывал нежность к нему, подогреваемую лёгкой завистью от того, что его любит – он видел это совершенно точно – такая девушка, божество, Лоэн. Он хотел им счастья вопреки здравому смыслу – ведь они преступники, но это пока ещё он не отряхнул с себя остатки сновидений…

…Лоэн очнулась сразу же, как в камере зажгли свет. Еще некоторое время она жмурилась, не хотела открывать глаза. На какое-то мгновение, приоткрыв их, она «глотнула» порцию нестерпимой белизны, и пришла в себя. Тут же вспомнила, где находится. Под утро ей уже снился какой-то сон, который унёс её в иную реальность. Реальность, где не было страшных диссонансов и безнадёжной борьбы. Он исподволь гармонизировал её сознание, очищал и примирял, смягчал ощущения и концентрировал приятные ассоциации. Звуки, которые доносились из-за двери, обволакивались каким-то сюжетом, даже, казалось, провоцировали этот сюжет, и проснувшись, услышав их в «подлиннике», она долго не могла отделить их от приятных ощущений сна. Она хотела снова забыться, заснуть, но яркий свет, оплавивший сетчатку глаз сквозь её тонкие веки, растворил карточный домик сновидений, отодвинул их в тёмную глубину подсознания. Но ещё некоторое время она не теряла чувства, что в этой глубине есть тёплое озеро гармонии и счастья. Там гнездилась вера в чудесное спасение и в то, что рано или поздно всё неприятное для неё кончится. И она будет счастлива. Но связь с этим внутренним «я» быстро исчезла, как быстро улетучивается тепло из натопленной комнаты, если открыть в мороз окна и двери. Вновь тяжёлый, горестный комок подкатил к основанию гортани. Но только теперь он был как-то стушёван, не отдавал резкой душевной болью. Лоэн чувствовала себя как бы отупевшей, равнодушной к любому действию, которое может произойти в дальнейшем. За дверью были отчётливо слышны шаги, голоса, бряцанье ключей и клацанье замков. Она только слышала их, но не вслушивалась. Ею овладела тупая инерция, монотонное созерцание. Ей представлялось почему-то, что это не тюрьма, а больница. И вправду – мутно-стерильная белизна стен, такой же – мутно-белый – пластиковый пол и, казавшийся поэтому нестерпимо-ярким, свет напоминали операционную. Здесь она должна получить наркоз, её укроют ломкой, свеже-крахмальной простынёй и отвезут на больничной каталке, теряющую сознание, под нож. Пусть. Боли она не почувствует…

Её настолько поглотило это ощущение, что когда в камеру вошли люди – это были охранник, принёсший еду и тюремный врач, усыпивший её накануне, – она приняла их за хирургов, которые пришли справиться о её самочувствии. Это ощущение усиливалось какой-то остранённой вежливостью и даже предупредительностью, с которой эти люди двигались и разговаривали с ней.