– А вы ей кто?
Ну, Гуля, чисто по -крымски вопросом на вопрос :
– А шо?
Мужик пошаркал шлепанцем по гравию, выбирая выражение;
– Ну -у…
Гуля кивнула – давай, рожай уже… Тогда он поднес к виску палец и присвистнул. Девушка не поверила :
– И че, серьёзно?
Мужик кивнул. Блондинка медленно развернулась, и вышла из ворот. Она побрела к тому месту, где когда-то росла алыча.
Теперь – остался бугорок с соломой. Присела на него, и повесив голову вздохнула:
– Здравствуй, родной дворик!
Стрелка часов перевалила за половину двенадцатого. Мотыльки мелькали у лампочки, всё прибывая.
Приятно стрекотали сверчки, унося в детство.
Блондинка перевела взгляд в иссиня – черный бархат неба.
Шепот и запах моря напомнили о близости родного края, притупляя сердечную боль. Звёзды тихо звенели.
Постепенно звон усилился, нарушая тишину.
Что это? Блондинка похлопала ладошкой по уху. Нет, звон не прекратился. Напротив, к нему прибавился звук то ли бубенцов, то ли колокольчиков…
Гуля прислушалась.
Да, это перезвон. Он приближался. Теперь перезвон заглушился топотом, или стуком копыт…
Что же это? Чудеса начинаются?
Блондинка повернула голову на доносящиеся с дороги звуки и …обмерла. Снизу, из-за поворота, в свете фонарей показались одна за другой… Рогатые головы!
Гуля сплюнула и встала – шло стадо коз. Но что за клоунада!? В двенадцать ночи!
Козы, мерно цокая, приближались. Их, опираясь на палку, кто-то подгонял. Стадо прошествовало ко двору бабушки, и встало там. Наконец, до блондинки дошел ужас происходящего: согнутая старуха с седыми космами, похожая на ведюху, бредущая за вонючим стадом
– никто иной, как тетка… Она оглядываясь, словно ожидая чего-то, медленно подошла к воротам. Свет лампы выдал все прелести старости и беспощадность болезни. Гуля ужаснулась: в бывшей начальнице продмага она с трудом узнавала крестную…
Вот ведь жизнь. У крестной было всё – из горла лезло.
Профессия денежной жилой оказалась. Было всё, кроме детей.
Но вот она. Где её миллионы? Разве, что -козы в золоте… И всё Гуля подошла к ней.
Она окликнула тётку. Клоунада продолжалась; уж слишком долго тетка копалась, делая вид, что не может открыть замок.
– Почто – мимо прошла, а крестная? Крикнула блондинка.
Тетка как-то виновато бросила взгляд, типа- не узнала.
Ну-ну. Зато блондинка знала, как работает радио родственничков- не кашляй! Соврала тётка уж второй раз, не-хо-ро-шо…
Гуля развернулась:
– Ну шо ж! Побачились – а теперича, до побачиння! Здоровеньки булы!
Вдруг тётка спросила:
– Так, може – зайдешь? Молочка -парного испьешь. Гуля молча проследовала в бабушкин двор.
Лучше бы она не заходила! Предупреждали…
В нос вдарила такая вонь, что вагонная из «Воркуты-
Симферополя» не шла в сравнение.
А когда лампочка Ильича зажглась – как она со сраму не сгорела… Бабушка наверно бы пристрелила, конечно, если умела того, кто
из её дворика сделал …нет, не скотный двор! Это – не сравнение.
Северянка поняла, что по-хорошему уже не выйдет, и включила блондинку. Скрепя сердце и нос, она, перешагивая кучи хлама, пробралась туда, где был дом. Всюду стояли крынки с перебродившим молоком, с палитрой от зеленого до коричневого цвета. Пена, лезшая из банок, добавляла ноту неповторимому теткиному «парному молочку».
Хорошо, что девушка ничего в поезде не ела, если чем было, точно бы стошнило. Она нашла силы спросить:
– А что случилось!?
– Да вот, я никому не нужна … -заныла тетка, – всем помогала, а теперь…
