Гвен бросилась вперёд. Помнится, утром первого января улицы были настолько пустынны, что они с сестрой веселились, шагая прямо по проезжей части, но на эту дорогу её ноги никогда не ступали: по ней всегда летали машины, и она боялась попасть в аварию. Сейчас её мог сбить только прилетевший в спину на огромной скорости кусок шифера. От удара она упала прямо на бетон и почувствовала, как соприкосновение с землёй отдалось болью в локтях и коленях. Отчаянно посмотрела вперёд. Люди бегут к убежищам на юг – единственная причина, почему северные улицы пусты и абсолютно безжизненны.
Её оружие не работало против ветра. Его не получалось застрелить, нельзя было ударить, заковать в наручники. Вот он ударил её в спину первым, ударил тем, что подвернулось под руку, как будто случайно, в суматохе, а вот этот кусок шифера уже летит на головокружительном расстоянии над землёй, где от давления закладывает уши, от скорости разрываются мышцы, а от высоты сводит живот.
Острые углы её тела всегда страдали в таких операциях первыми: стесанные костяшки, порезы на скулах, содранные локти, поцарапанные колени, синяки на косточках. Несмотря на боль и кровь, беззащитность и борьбу со штормом, она поднялась. Не могла помешать стихии, но могла спасти.
Выстрелом раздробила стекло на мелкие осколки, которые сдуло прежде, чем они упали на гражданских, а потом разбила витрину на прилавке, чтобы люди могли вылезти, соединила запястья детей наручниками, дабы не потерялись – сзади уже поспевали патрульные, прикрывали их, доставали, уводили – и не прекращала искать взглядом близких. Только бы не пропустить, если они ещё не дошли до убежища. Она была рождена оберегать семью, но вынуждена закрывать телом каждого встреченного. Кто-то метался в её руках, пока она тащила полусознательное тело от подающих деревьев. Кроны задевали провода, и разом трансформаторная будка взлетела на воздух фейерверком.
Её оружие в борьбе со стихией было бесполезным мусором. Но она была слугой правительства и защитником народа, а колдуны – врагами. Это грело сердце в эпицентре кромешного бедствия. Они сражались без шанса на победу, а она сражалась, зная, что её поражение будет единицей, вычтенной из миллиона ей подобных. Но самоотверженность была ни к чему тогда, когда гибли мирные жители и среди них мог оказаться отец, сестра или друг, когда грозная в мирное время сила закона обращалась в ничто.
***
От тёплого отзывающегося в объятиях тела до мёртвого трупа на холодной земле. Превращение есть только мгновение в виде замкнувшей проводки, рухнувшего убежища, сорвавшегося с верхнего этажа куска бетона в отражении твоих глаз, далёком, но таком близком отражении. Мгновение, когда бежишь и знаешь, что опоздала на долю секунды.
Она увидела их. Копошащаяся груда прямо посреди улицы. Гвен хотелось упасть на землю и срастись с почвой. Потому что дальше падать было бы некуда и совсем не больно. Потому что воздух был диким коктейлем из острого, твёрдого, рваного. Будто смертельную иглу в виде торнадо оставили в хрустальном шаре, а шар затрусили с удвоенной силой. Эффект был тот же, что и в комнате, куда бросили гранату и забаррикадировали дверь.
Порыв был таким сильным, что её подхватило над землёй и впечатало прямо в кирпичную стену. Десять секунд, и она на коленях перед семьёй, но удар обнулил все планы, а потом растянул секунды в минуты, пока она рвано выдыхала в попытках встать. В голове кроме слёз отчаяния ничего не осталось. Показатель анемометра
