Говорить в данный момент Аня не могла - из последних сил боролась с подступающей паникой. Сердце тревожно колотилось в ее груди. Пальцы тряслись. Руки не слушались. Каждый глоток воздуха давался с большим трудом. Тем не менее, превозмогая себя, Аня произнесла:
- Прости. Я… не могу.
Пожарский ее заявление никак не прокомментировал. Просто смотрел.
Напряженно и выжидающе. Аня же поспешила пояснить:
- Это не принцип, Саша. Не каприз, и не прихоть. Я очень люблю фигурное катание. И лед меня завораживает. Манит. Но я не могу вернуться! Не могу! Одни лишь мысли об этом причиняют боль. Навевают ужас. Мне страшно выйти на лед, и… никогда больше не увидеть маму у бортика. Никогда!
18. Глава 5.3
- Мне понятна твоя боль, – Пожарский ободряюще сжал ее ладонь. – И страх тоже понятен. То, что случилось с твоей матерью – жуткая трагедия. С этим сложно спорить. Но… родные люди никогда не покидают нас. Они живут в наших воспоминаниях. В наших сердцах. Да, произошедшее сломало тебя. Нанесло серьезную душевную травму - я вижу. Тебя все еще не отпустило. И не отпустит, пока ты цепляешься… именно за эти эмоции. За эти воспоминания. Но так не может продолжаться вечно, Аня! Это нужно преодолеть! Где твоя сила воли? Где твой характер? Оглянись назад! Столько хорошего было в прошлом. Столько радости. Счастья. Восторга. Столько достижений и побед. Неужели ты готова перечеркнуть все это? Забыть? Неужели тебе не хочется помнить свою мать улыбающейся, сияющей от гордости? А если другой мир существует? Если она видит тебя сейчас?
- Не дави на нее! – раздался вдруг обеспокоенный Машкин голос.
- Я и не давлю, - устало выдохнул Пожарский. – Прекрасно знаю, что это бессмысленно. Себе дороже.
- В каком смысле? – шумно сглотнув образовавшийся в горле ком, робко уточнила Аня. Явно вспомнив что-то, Саша улыбнулся:
- Когда ты вредничала на тренировках, упрямилась и не слушалась, Елена Леонидовна частенько повторяла, что ты унаследовала характер отца. Что на тебя нельзя давить. Что с тобой в такие моменты нужно… только договариваться. Что ж, пожалуй, и я воспользуюсь ее советом! Давай договариваться, Аня. Давай искать компромиссы. Обдумай свои условия.
Пожарский встал из-за стола и размашистым шагом направился к кухонному гарнитуру. Туда, где на столешнице стояла принесенная им коробка.
- А пока думаешь, - вернувшись обратно, он протянул ее Ане, – взгляни-ка на это!
Она вскочила на ноги и почти с детским восторгом выхватила у него коробку. Пытаясь открыть ее дрожащими пальцами, выпытывала:
- Что здесь? Подарок? Тяжелая-я-я-я!
Саша ничего не говорил. Лишь загадочно улыбался и ждал.
Наконец, Аня смогла разглядеть содержимое коробки. Но едва сделала это, выронила ту из мгновенно ослабевших рук. А после, в тщетной попытке поймать ее, и сама оказалась на полу. На коленях. А рядом с ней лежали… две пары коньков. Взрослые и детские. Знакомые, до дрожи. Аня не могла не узнать их. Первые – мамины. В них она выиграла олимпийское золото. А вторые, совсем крошечные… ее. Самые первые. Самые любимые. Белые с розовыми стразами, которыми мама когда-то собственноручно украсила их.
В ту секунду в ней будто лопнуло что-то. Сломалось. С тихим воем Аня сгребла их в охапку и прижала к себе. К своей груди. Из глаз хлынули слезы.
- Аня! – Машка сразу же оказалась рядом и крепко обняла ее. – Анечка! Сестренка… Родная моя. Любимая. Не надо. Не плачь. Умоляю тебя!
