— Добрый вечер. – Тихий голосок, скромно потупленный взгляд и копна огненно-рыжих завитушек.
Странное ощущение прокатывается по телу, сворачиваясь в районе солнечного сплетения обжигающим комком, впрыскивая в кровь чумной коктейль из разочарования и облегчения. Даже на миг теряюсь с ответом, и только бабулин укоризненный взгляд напоминает мне о вежливости.
— Добрый, — чуть севшим голосом произношу я, прохожу к столу и делаю большой глоток чая из своей кружки.
— Садись, — немного недовольно подталкивает меня бабуля. — Чай, не маленький, полкухни занял. А ты пей, пей чай, — заботливо обращается она к гостье, — а я пока поищу то, что Нюре обещала, — бубнит она оправдание и уходит в глубь дома.
В помещении повисает тишина, слышно лишь, как потрескивают поленья в печи да ветер играет с оголенными ветками деревьев, то неспешно, то хлестко отбрасывая их на черепичную крышу. Из приоткрытого окна тянет осенним холодком.
Гостья берет кружку, медленно отпивает чай. Большие зеленые глазищи в обрамлении пушистых светлых ресниц смотрят на меня поверх края чашки с незакамуфлированным весельем. В глубине зрачков пляшут золотистые искорки, а от улыбки на щеках появляются соблазнительные ямочки. Круглое личико, аккуратный маленький носик и россыпь веснушек, будто брызги апельсинового сока. Мелкие локоны ярких волос придают ее образу взрывной загадочности.
Довольно привлекательная девушка лет двадцати пяти, плюс-минус пара годков. Фигурка ладная, и объемы как раз такие, как я люблю. Только внутри ничего не екает, и больше, чем на дружеское общение, не тянет.
— Сватает? — отставляя кружку, кивает в сторону ненавязчиво так оставившей нас наедине пожилой свахи, и не то чтобы спрашивает — скорее, подмечает с долей понимания в голосе и взгляде. Я лишь хмыкаю с легкой самоиронией. Откидываюсь на стуле и, скрестив руки на груди, посматриваю на соседку исподлобья, почти безразличным взглядом.
— Знакомо, — продолжает она со вздохом обреченности. — Я у своей уже неделю отдыхаю, привожу в порядок свою нервную систему и отношение к жизни после разрыва токсичных отношений, так она каждый день меня с кем-то знакомит, применяя правила «клин клином вышибают».
Звучит, как исповедь случайного попутчика, я просто киваю, не влезая в душу. Мне это совсем не надо, как, собственно, и ей. Просто пожаловаться, выговориться и больше не встречаться.
— Я, пожалуй, пойду.
Таисия поднимается из-за стола, а я как истинный джентльмен предлагаю ей себя в провожатые, но получаю категоричный отказ.
— Тут идти-то два шага через дорогу. Ну, разве что вашу собаку придержите, — пожимает плечами, накидывая куртку.
Когда я возвращаюсь в дом, с порога натыкаюсь, на укоризненный взгляд престарелой родственницы. Делаю знак рукой, мол, вопрос закрыт, и направляюсь в свою комнату.
— А если продолжишь в том же духе, — уже с порога предупреждаю ее, — найду в городе первую встречную, женюсь на ней, и моя несчастная жизнь будет на твоей совести.
Бабуля что-то хочет сказать в ответ, но лишь разочарованно машет рукой.
— Ну, вот и ладненько. Я — спать.
Весь следующий день провожу в мужских заботах: в деревенском доме даже со всеми коммуникациями их немало. После обеда парюсь в баньке, а к вечеру, попрощавшись с бабой Маней, выезжаю в обратный путь.
Пробки на дорогах, заторы на кассах продуктового гипермаркета, и до родных жилых квадратных метров я добираюсь ближе к полуночи, уставший, словно и не отдыхал, злой, голодный и с неприятным чувством надвигающегося Армагеддона.
