И он является. Утром.
Стоит мне войти в кабинет, опоздав минут на пятнадцать, как мироздание, сделав кульбит, просто остается в этом перевернутом состоянии.
— Доброе утро! — врезается в мое сознание приятный девичий голосок.
— Доброе, — еле выдавливаю из себя ответ, глядя в небесно-васильковые очи, спрятанные за стеклами очков в модной оправе.
5. ГЛАВА 5
АНАСТАСИЯ
— Дочь, — раздается из-за двери настойчивый голос отца, — ты скоро? За мной машина приедет через полчаса. Поторопись, я тебя подвезу.
Смотрю на себя в круглое зеркало, висящее над раковиной в большой ванной родительского дома, и громко, расстроенно вздыхаю: всклокоченные волосы никак не хотят укладываться, а лихорадочный румянец на щеках нагло проступает сквозь тонкий слой тонального крема.
Кусаю губы в нервном напряжении: я так волнуюсь за свой первый день в статусе сотрудника опергруппы капитана Майорова, что внутренний тремор невозможно успокоить даже привычными упражнениями из йоги.
— Блин! — вскрикиваю, резко дергаю расческу; та, естественно, путается в прядях, а я еще больше злюсь и в порыве гнева тянусь за ножницами.
Отчекрыжу их под корешок! Давно хочу сделать стильную короткую стрижку, но мама от одной этой мысли бледнеет и лежит на диване в предынфарктном состоянии. Манипулирует? Да!
Но и я не так уж рьяно стремлюсь к смене стиля, а лишь тогда, когда случаются вот такие оказии.
— Не жди меня, я сама доберусь! — психую, откидывая ножницы в раковину, сжимаю ее край ладонями и, наклонив голову вперед, пытаюсь успокоиться, проделывая дыхательную гимнастику.
Вдох — выдох…
Счет до десяти и обратно.
День только начался, а я на взводе! Нервная система напряжена до максимально опасного предела.
— Как доберешься? — продолжает настаивать отец. — На маршрутке, что ли?
— Да! — Распахиваю двери и возникаю на пороге ванной, пугая отца своим видом. — На личный автомобиль еще не заработала. — Это не упрек, это моя позиция.
— Дочь, — вступает с наш диалог мама, — ну, может, и правда с папой поедешь? Чего ты по автобусам будешь толкаться?
Родительница подходит ко мне и, словно фея-крестная, за считанные секунды приводит копну моих волос в состояние «я_только_из_салона», как в детстве, заплетает красивую косу и скрепляет ее ажурной резинкой.
— Спасибо! — Привстаю на цыпочки и целую отца в щеку. — НО. Я.САМА! — четко повторяю свое намерение. — Ну, правда, папуль, я не хочу, чтобы поползли лишние слухи.
— Так я ж тебя не на службу устраиваю и не продвигаю по карьерной лестнице! — недоумевает отец. — Всего лишь практика.
— Ой, ну все, Игореш! — вмешивается мама, поглаживая отца по плечу и подталкивая в сторону столовой. — Ну, хочет девочка самостоятельность проявить, чего мешать? Пойдемте уже завтракать, все стынет.
— Я сейчас, — предупреждаю их и возвращаюсь к зеркалу.
В попытке по-быстрому довести до логического завершения свой макияж теряю контактную линзу, а с губ вновь срывается раздраженный вздох. Приходится отказаться от «кошачьих» стрелочек и лишь коснуться ресниц щеточкой для туши.
Я не критическая близоручка, но без оптики чувствую себя некомфортно, так что цепляю на нос очки и топаю в комнату. Облачаюсь в узкие брючки графитно-черного цвета, в тон им — пиджак поверх белоснежной блузы, и завершают образ громоздкие ботинки а-ля армейские на массивной подошве. Некий штрих непокорности, что ли? Окидываю себя критическим взглядом и, вполне довольная общим видом, спускаюсь в столовую.
