Время блистать - страница 6

Савва даже и не мог представить, что думают о Жаркове его партнеры по флайту. Однажды он видел, как двое из них шептались между собой, и ему стало отчего-то дико стыдно за то, что он шел с Жарковым, что в их мышлении он ассоциировался с этим игроком, будто то, что он согласился быть его кедди13, означало, что он одобряет его манеру игры. Жарков бегал по полю, выдавая риторические «какой же я конченый!» и «я самый конченый гольфист в мире!», а Савва – что еще прикажите ему было делать? – бегал за ним с его клюшками, пытаясь его подбодрить и, сам это осознавая, превращая всю игру в глупую клоунаду. Просто два придурка из флайта – так потом скажут про них.

– Как удар? – спросил Савва, вернувшись с задания Жаркова выудить из речки его мяч. Ему было так совестно за то, как они вдвоем тормозят игру.

– … обычно, отсасываю, – отрезал Жарков. Вероятно, он сказал «как обычно», но Савва не услышал первого слова, а переспрашивать не стал. Все, это был конец, пусть дальше бодрит себя сам, конченый.

Но одно дело, когда не клеится игра – это можно пережить, а можно, если уж совсем надоест вечно проигрывать, просто бросить играть – совсем другое, когда не клеится жизнь. Что тогда делать? Если уподоблять жизнь игре, то ни один из ударов Саввы не приземлялся на фервей14, в этом случае ему бы хоть было за что зацепиться и не считать себя полным неудачником, но цепляться было не за что: сплошные бункеры15да кусты.

Но все это были отвлеченные мысли, а тем временем пора была действовать. Савва уже давно просек, что с этим всегда лучше помедлить до середины второй девятки. Где-то между тринадцатой и пятнадцатой; в «Форесте» он всегда отдавал предпочтение тринадцатой, ибо она была довольно протяженной и там легко было отстать. Середина второй девятки – тот самый момент, когда последнее, что могло волновать игроков флайта – это чей-то там кедди. К этому времени все уже привыкли к нему. Финишные же лунки были рискованны: на них внимание игроков, как правило, возвращалось к сосредоточенной собранности начала игры.

Савва действовал как обычно, ничего нового. Подождав, пока игроки сделают первый удар, – у одного мяч улетел в правую воду, у другого в левый лес, а это был просто подарок судьбы – он по обыкновению немного отстал. Он нагнулся над бэгом, чтобы убрать тишку, а потом аккуратно открыл маленький боковой карман.

Это было просто, даже слишком просто. И он уже не помнил точно, когда это стало чем-то вроде рутины, ибо, если уж совсем откровенно, для него это с самого начала и была рутина. Возить бэг, протирать клюшки, подавать мяч, ну и взять несколько сотен. И он не чувствовал своей вины: такой суммой не дорожат. И он не делал ничего особенного, он просто брал эти деньги без спроса, ибо если пропажу не замечают, то это и нельзя назвать воровством. А нынче, по опыту Саввы, никто уровня гольфистов не помнил, сколько точно купюр у них имелось наличными. Такие суммы как триста-четыреста рублей они называли «мелочью», а Савва ради этих денег мог работать весь день курьером Яндекса.

Он расстегнул молнию на кармане, раздосадованно не обнаружив там ничего, кроме всякого ненужного хлама – скомканные фантики от «Сникерса», старые счетные карточки, пожеванные правила с какого-то турнира. Что захрень? Вчера в Нахабино Савва проверил другой карман, но и там он наряду с тишками и мячиками нашел лишь завалявшуюся сторублевую купюру. Где теперь Жарков хранит кошелек? Неужели все только на карточке? Они задолбали его со своими долбанными карточками, ну честно.