Ты их повредил. Но теперь поправляешься, не волнуйся.
Если Мамми советует не волноваться, значит и впрямь нет причин вставать на уши. Эти глаза никогда не лгут. Зато в них можно окунуться, можно нырять и плавать кругами.
– Хорошо, Мамми. – Я вспомнил кое-что. – Ты же… замерзла. Это правда?
Да.
– Но… известно же, что вода, замерзая, разрывает живые клетки.
Мой организм, с гордостью ответила она, никогда такого не допустит.
– Ага… – Я поразмыслил над услышанным. – Только меня, пожалуйста, не купайте в жидком воздухе. Мой организм для этого не годится.
И вновь Мамми ответила с шаловливым, снисходительным смешком:
Постараемся не повредить тебе. Она выпрямилась и закачалась, как ивовый прут. Чувствую, идет Чибис.
В дверь постучали – еще одно несоответствие: не так должны звучать удары по легкой двери в межкомнатной перегородке. Раздался голос Чибис:
– Можно?
Девочка не дождалась ответа – я бы удивился, случись наоборот. То, что я успел увидеть за дверью, выглядело в точности как у нас дома. Они потрудились на славу.
Входи, милая.
– Давай-давай, Чибис. Тем более что ты уже вошла.
– Не цепляйся.
– Уж кто бы говорил. Привет, детка.
– Сам детка.
Мамми пошла к двери.
Не задерживайся, Чибис. Не надо его утомлять.
– Не буду, Мамми.
Пока, милые.
– Когда в этом лазарете часы посещений?
– Когда она разрешит, разумеется. – Чибис стояла напротив, уперев кулаки в бока. Впервые я ее увидел по-настоящему чистой: отмытые розовые щечки, пушистые волосы; лет через десять, глядишь, станет симпатичной. Одета она была как всегда, только шмотки отстираны, все пуговицы на месте, прорехи аккуратно зашиты.
– Н-да, – сказала она наконец, озабоченно вздохнув. – Наверное, тебя еще штопать и штопать.
– Меня? Да я в полном порядке! А ты как?
Она постучала по кончику носа:
– Морозом чуть-чуть прихватило. Ерунда. А вот ты выглядел неважно.
– Неважно – это как?
– Сказала бы я, да мама говорит, что леди так не выражаются.
– Ладно, молчи тогда.
– Не язви, у тебя плохо получается.
– Может, разрешишь на тебе попрактиковаться?
Она хотела отбрить меня в своей привычной манере, но передумала, а потом вдруг улыбнулась и придвинулась. Я испугался, что она меня поцелует, но она только похлопала по одеялу и торжественно произнесла:
– Пожалуйся, можешь быть язвой, жадиной, капризулей, можешь ругать меня, можешь все, что угодно, и я даже не пикну. Не сомневаюсь, что ты можешь перечить даже Мамми.
Не представляю, чтобы мне этого захотелось.
– А ты не похожа на себя, Чибис. Уже нимб проглядывает.
– Он бы давно появился, если бы не ты. Хотя нет, я бы, наверное, провалилась на экзаменах для нимбоносцев.
– Думаешь? А мне вспоминается кое-кто примерно твоего роста, притащивший меня на базу чуть ли не на закорках. Как насчет этого?
Она хмыкнула:
– Ерунда. Главное, ты установил маяк…
– Ладно, давай каждый останется при своем мнении. Холодновато было снаружи. – Я сменил тему, которая смущала обоих.
Заикнувшись о маяке, девочка кое о чем мне напомнила.
– Чибис, где мы?
– А? У Мамми дома, конечно. – Она огляделась и сказала: – Ой, Кип, я забыла, на самом деле это не твоя…
– Знаю, – перебил я. – Подделка. Сразу видно.
– Разве? – Она расстроилась. – А я думала, мы отлично все устроили.
– Вы все замечательно устроили. Не понимаю, как вам это удалось.
– У тебя замечательная память. Прямо-таки фотографическая.
«И язык без костей», – добавил я про себя. Интересно, что еще я выболтал, пока валялся без сознания? И Чибис все слышала. Но не спрашивать же об этом. У человека должны оставаться хоть какие-то секреты.
