– Хотите сказать, что это он и поджег таможню? Но ведь Пьер сказал, что поджигателей было двое.
– Может, у пьяницы в глазах раздвоилось. А может, у Кустодио был сообщник….
Фон Гейделиц помолчал, жалея, что рядом нет брата Гуго с его неизменным хитроумием. Тот бы уже придумал что-нибудь такое, к чему прямой солдатский ум барона был неспособен. Он поднял голову и приказал:
– Хватит разглагольствовать, солдаты. Нам нужно сделать еще два дела. Посмотреть, что с «Золотой макрелью» и наведаться в тот трактир… «Трезубец Нептуна», о котором нам рассказал Фернандо…
Шебека так и стояла у причала, когда фон Гейделиц, Йохан и Ивар поднялись на пирс.
Они окликнули вахтенного, но никто не отозвался.
На палубе никого, трапа нет, на судне ни огонька.
Ивар подпрыгнул, подтянулся на руках, перебросил ногу через планширь и скрылся в темноте.
Было слышно, как он зовет вахту, пробираясь по палубе. То и дело он натыкался на разные предметы и чертыхался при этом.
Фон Гейделиц готов был поклясться что Ивар трижды споткнулся об пустой бочонок. Сколько раз он спотыкался об пустые бутылки, барон после десятого раза перестал считать.
Наконец, голова Ивара появилась над фальшбортом:
– Я никого не нашел, господин капитан.
– А ты смотрел в кубрике? В капитанской каюте?
– Я туда попытался сунуться, но безуспешно. Там темень – глаз выколи. Вот если бы вы одолжили мне свой фонарь…
– Охотно одолжу, если ты сбросишь мне трап.
– Если бы трап был на месте, господин капитан… Вот, тут какая-то веревка. Она сгодится?
– Не веревка, а трос, солдат.
– Может и трос, я и днем-то отличить не могу… морскому делу не обучен.
Фон Гейделиц нахмурился:
– На судах нет веревок, Ивар. Все что сухопутные называют веревками, моряки называют тросами… Ты мне сбросишь трос или так и будешь зубоскалить?
Ивар, перебросил через фальшборт трос (который, как выяснилось позже, оказался ходовым концом гардели). Подал руку сперва капитану, потом Йохану.
Те вскарабкались на палубу шебеки.
Капитан второй раз за вечер запалил фонарь. Трепещущее пламя осветило разгром, который царил на палубе. Повсюду валялись бочонки, бутылки, разбитые кувшины. Трюмы были вскрыты. Груз овса, который накануне опускали в трюм, исчез.
В капитанской каюте был форменный разгром. Исчезли сундуки, обе койки, стол и два стула. Даже кованый фонарь, над столом дона Фернандо, пропал. Та же самая картина в матросском кубрике. Было вынесено все, вплоть до рундуков и матросских гамаков.
Бывший корсар Раймондо Гомез, а ныне барон фон Гейделиц, увидев все это, только покачал головой:
– Вот что бывает с кораблем, на котором нет вахты…
Ивар спросил:
– Как думаете, господин капитан, почему судно разграбили?
– Не знаю. Нет, впрочем, знаю. Новость о том, что Фернандо мертв, могла попасть в Марсель только от Кустодио. Когда мы обратили в бегство негодяев, вряд ли они стали возвращаться в город. Никто не хочет на виселицу. А у господина Лино был повод сюда вернуться. Даже целых два повода. Если в таможне Кустодио устроил поджог, чтобы скрыть исчезновение письма, то на «Золотой макрели» он мог искать ту записку, которая могла связать дона Фернандо с нашим неизвестным хриплым господином. Он мог пустить в кабаках слух, что «Макрель» осталась без команды с той же целью – скрыть пропажу документов…
Ивар хмыкнул:
– Получается, Кустодио отлично знал, кто такой этот господин, и теперь выслуживается перед ним, надеясь получить вознаграждение или покровительство. А возможно, и то и другое вместе.
