Время Сварога. Грамота - страница 14



– Вон тот черненький! Это он! Совсем стыд потеряли! Теперь наши мужики им устроят!

О чем шла речь, догадаться было нетрудно. Интуитивно я уже ожидал нечто подобное, но не был готов к такому стремительному развитию событий. Тревога начала закрадываться в душу, а по мере того, как наша бригада подходила к дому, она только усилилась.

На площади толпились деревенские мужики. Их сначала было немного, но с каждой минутой появлялись все новые и новые, казалось, вся деревня от мала до велика высыпала на центральную площадь. Молодые парни и сорокалетние мужики, вооруженные кто цепями от капканов, кто монтировками, пришли нас убивать. Едва мы зашли в дом, как площадь загудела.

– Где этот чурка, а ну выходи!

– Выходи, гаденыш, поговорим! Нехрен наших баб портить!

Бледный от страха Руслан залез под кровать.

– Братцы, не выдавайте! Они ведь забьют меня до смерти, – орал он оттуда.

– Что, пехота, страшно? Раньше надо было думать!

Прошло несколько напряженных минут, которые растянулись в томительную бесконечность. Мужики не собирались расходиться, а наоборот, подогревая друг друга угрозами в наш адрес, или, точнее сказать, в адрес Руслана, требовали крови.

– Что будем делать? – спросил я, не отрывая взгляда от улицы.

– Может, надо милицию позвать? – предложил кто-то.

– Где ты видел здесь милицию? Тут, наверное, один участковый на весь район!

– Ну, тогда главу администрации! Он-то уж сможет успокоить своих…!

– Чем успокоить, задницу свою подставить?

– Эй, Руслик, вылезай, поговори с народом! Расскажи им, какой ты несчастный, авось тронешь их ранимые сердца!

Но Руслан не подавал признаков жизни. Гробовая тишина под кроватью была ответом.

– Слушайте, парни, а почему они не вломились к нам? Что им мешает положить нас здесь?

В самом деле, ничего не мешало мужикам войти в дом, хлипкие запоры не смогли бы их удержать, но почему-то они этого не делали, а ограничивались криками с улицы. Необъяснимая деревенская вежливость или немецкое понятие о неприкосновенности чужого жилища заставляли их оставаться снаружи.

– Воспитанная немчура, блин.

– Мы немцев били и бить будем! Пусть знают – русские не сдаются! – заорал кто-то в патриотическом порыве.

– Ты еще скажи, что будем стоять до последней капли крови.

– А может, ничего нам не сделают? Так, попугать пришли?

– Давай, Игорек, ты у нас сержант. Тебе и разруливать.

– Да, Игорь, тебе они ничего не сделают. Ты не Руслан. Ты не виноват!

Вот и случился этот самый момент истины. Помощи ждать было неоткуда. С другой стороны, учитывая, что терпение местных жителей было не безграничным и отсидеться в ожидании благополучного исхода не представлялось возможным – нужно было принимать решение.

– Ладно, попробую. В случае чего пишите письма на родину.


С замиранием сердца я вышел на площадь. Суровые нетрезвые лица встретили меня мрачно. Они с интересом разглядывали смельчака, пока, наконец, кто-то не выкрикнул:

– Это не он, это другой!

– Где чурка? Чурку давай.

– Тихо, мужики! Чего бузим? – стараясь придать голосу как можно больше твердости, начал я.

– Ты кто, командир? – понеслось из толпы.

– Три сопли на погонах и уже командир!

– Борман, врежь ему!

– За чурку ответ держать будешь?

– Где чурка? Чурку давай. Мы против русских ничего не имеем. Чурок бить будем.

Национальный вопрос всплыл во всей красе.

– Стойте, мужики, – я поднял обе руки в знак примирения. – Что вы хотите?